В дверь постучали, и Озерская дернулась к ней, готовая к атаке. Ей никогда не справиться с Мятежным. Никогда. Но на ее стороне огромная ярость. Она попробует все равно. Саша в открытую дверь зарычала, будто голодный звереныш:
– Если ты пришел дальше надо мной издеваться, то…
В дверях стоял Грин. Саша поспешно бросилась вытирать заплаканные глаза, надеясь, что он не заметит. Тогда он был менее бледным, тогда румянец у него был свой собственный. Тогда он был чуть больше здесь. Но все это в ту секунду Сашу занимало мало, ведь на ладони у него лежало ее перышко.
– О боже! – Саша схватила его, еще теплое, согретое его кожей – почему у него такие горячие руки, почему?.. Это неважно, перышко, перышко, мамино перышко! Саша торопливо прикрепила его к браслету, и Грин заговорил осторожно:
– Ты была права. Его Марк взял. Ты… не переживай. Я с ним поговорил. Он больше не будет брать твои вещи. Он вообще не имел права трогать что-то твое. Особенно… это. Это твоей мамы, правда? Это из твоего дома?
Он был самый красивый инопланетянин на свете. Инопланетянин – потому что никто в Центре не спрашивал про дом. Не уважал вещи, привезенные оттуда. Никто не говорил Саше о ее маме. Никто не…
– Да, это мамино. Только… Мятежный ведь твой друг. Я думала, ты такой же. Ты будешь… так же?
Грин покачал головой, у него была непослушная челка, все пыталась закрыть левый глаз.
– Нет, этот разговор ему был даже нужнее, понимаешь? – И Саша понимала. – Тем более это дом. Марк этого не понимает. Для него дом… это немного другое. Для него, скорее, Центр является всем тем, чем был для тебя дом.
Саша недовольно дернула плечом.
– Твой Марк вообще ничего не понимает.
Она почти испугалась, что мальчишка обидится, но он просиял, рассмеялся даже, будто Саша сказала что-то смешное. Она растерянно улыбнулась в ответ, Грин это заметил, и в какой-то момент они оба застыли, нелепо улыбаясь друг другу. Как дети. Они и были детьми. Это был будто сигнал. «Тебе можно».
– Тут ты права. Но он старается, он не такой жуткий, как тебе кажется. Потому постарайся, пожалуйста, в ближайшее время его не убить. По неведомым мне самому причинам он мне нужен. Просто он… не очень пока понимает, что с тобой делать. Мне поговорить с ним, чтобы он тебя не так задирал?
Саша поспешно замотала головой, раздраженно фыркнула:
– Я сама могу справиться с Мятежным! Это просто сегодня… Сегодня он слишком далеко зашел. Поэтому у меня не получилось.
Грин кивнул, принимая к сведению, и повернулся, явно собираясь уходить.
– Я пойду тогда? – Он смотрел на нее с вопросом, он все еще улыбался. Саша тогда никак не могла понять, почему он был с ней так добр, пока до нее не дошло, что это ровно то, как он устроен.
– Подожди! Спасибо. Правда, спасибо! Ты не представляешь, как для меня это важно. Это… – Саша запуталась окончательно, сбилась, и, чтобы не стоять молча, торжественно сопя, она поспешно протянула ему руку для пожатия. – Спасибо еще раз.
Перышки мягко касались ее запястья. Двадцать семь. Мама говорила, пусть их всегда будет двадцать семь. Двадцать семь золотых перышек.
Прикосновение Грина к ладони застало ее врасплох, Саша не удержалась:
– Я всегда думала, что ты холодный. Как лягушка. А ты… а ты горячий совсем. Еще чуть-чуть, и трогать будет больно.
Он смотрел на нее чуточку расфокусированно, пока снова не начал улыбаться, в этот раз заметно смутившись. Саша видела его неправильные клыки и искорки в глазах, видела, как к нему тянулся свет в коридоре.
