Комната наполнилась тоской всеобщего задавленного бессилия, впрочем, уже привычного. Даже желание втянуть голову в плечи или превратиться в человека-невидимку постепенно исчезло. Осталось легкое покалывание в области желудка, сравнимое с ожиданием неприятной, но все-таки непродолжительной процедуры посещения дантиста. Отличие состоит в том, что если дантисты сверлят твой зуб, то начальники сверлят твою голову.
Казалось, на моей голове уже не осталось места для сверла. Рынок летел вниз. Мы ничего не могли с этим поделать. Это знали все, включая Львова. Но в его функции входило сверлить, а в наши – подставлять головы. Собрания давно уже не приносили никакого результата. Это была процедура. «Согласно служебным инструкциям и функциям руководителей департаментов»… или как там это было записано в Корпоративной Книге?
– Плохо, Ольга, – бросил наконец он, переместившись мне за спину, – шняга. Туфта. Два процента… несерьезно все это, – (поговаривали, что он и Захарова были любовниками какое-то время назад. Иначе невозможно было объяснить его излишнюю терпимость).
– Но октябрьские перспективы… – продолжала нести ахинею Захарова, пока Львов жестом не остановил ее.
– Старостин, – Львов постепенно переходил на повышенные интонации, – ты сам уволишься или тебе помочь?
– Андрей, – начал канючить Старостин, – ты же знаешь, продажа по каталогам и подписке – поле с самым слабым приростом.
– Поле с самым слабым приростом – это ты! – рявкнул Львов. – Готовься искать работу в декабре. Или рви задницу. У тебя какой прирост?
– Минуту, – Старостин погрузился в бумаги.
– Секунду! Один и семь процента!
– Один и семь, – Старостин начал согласно кивать, будто слышал эту цифру впервые, – но я…
– Но ты имеешь самый слабый показатель в департаменте. – Львов досадливо махнул рукой, призывая его заткнуться, и переместился из-за меня за спину Евдокимова, единственного, у кого с цифрами было все в порядке. Региональный сбыт рос больше, чем темпы рынка. Думаю, в показателе в пять процентов не было никакой заслуги Евдокимова. Только темпы развития регионов. Во всяком случае, каждый из нас втайне надеялся на это.
– Нестеров! Ты наконец набрал четыре процента, молодец. И?
– Андрей, – Нестеров как обычно встал и вытянулся, пытаясь поймать на себе взгляд Львова, – я следовал твоему предложению увеличить количество тренингов для продавцов «Домов игрушек». Хочу сказать, что без твоей инициативы я никогда бы не достиг такого показателя.
– Угу, – сухо кивнул Львов, – молодец. Надеюсь, в октябре у тебя будет прирост в пятерку. Не то, что у тебя, правда, Загорецкий?
– Рост рынка по сетевым клиентам в третьем квартале составил 3,5 процента. Мы выросли почти на четыре, – спокойно ответил Загорецкий.
– Меня не волнует рост рынка в гребаном третьем квартале! Меня волнует то, что два последних года мы опережали общие темпы! – заорал Львов. – А три последних квартала идем ниже!
– Я хочу сказать, что в моем отделе нет ресурса для опережающего роста. – Говоря это, Загорецкий старался сосредоточить свой взгляд на галстуке Львова. – Мы забили все ниши по максимуму. Если только самим выходить на улицы и продавать говорящих кукол прохожим.
– И выйдешь! Если нет других вариантов, окажешься на улице! – Львов ткнул в его сторону указательным пальцем. – С говорящими куклами или с расчетом. Подумай об этом. Ты же у нас самый умный, да? Бостонские тренинги, МГИМО. Ты даже не представляешь, насколько рынок нуждается в столь хорошо образованных курьерах!
