Я вздохнула. В сербском кабаке и правда поят. И поют. Им надо спецпрограмму… Уже проходили. Была б помладше и потоньше — и в койку б тащили, горячие парни!
Фрида фыркнула у ноги, и я очнулась от дум.
— Ладно, Таська, я пошла кофе пить. Созвонимся ближе к вечеру.
Плетясь домой, думала. Неужели я так и не смогла стать известной скрипачкой? Ведь работала, работала, как и велела Азалия Эдуардовна, по шесть часов в день! Не изменила то, что надо? И Лима не помогла? Ну хоть полы не мою в супермаркете, и то хорошо, но играть с Тасей по кабакам и свадьбам — не то, о чём я мечтала.
Мне надо срочно увидеть бабу Мару.
Дома руки сами привычно делали своё дело. Ключи на полочку в коридоре, куртку на вешалку, ошейник с поводком на крючок, кроссовки под стул. Тапочки на ноги, и я уже в кухне. Налила воды из-под крана в миску, во вторую отмерила пластиковым стаканчиком четыреста граммов беззернового корма с курицей и лососем, со звонким грохотом высыпала во вторую миску. Фрида сидела у холодильника и внимательно смотрела на меня красивущими карими глазами. Чего она ждёт, почему не бежит есть?
Ах да.
Команду.
Я вспомнила все свои поиски себя и собак, вспомнила, как после смерти родителей и ухода за радугу Брюса пыталась справиться с горем и купила щенка ВЕО, как он разнёс мне полквартиры, как я пыталась его дрессировать сама, без инструктора… Тогда же и ввела в обиход команды для каждого жеста.
- Можно, Фрида, - разрешила, и собака подняла жопу с линолеума, подошла к миске и принялась торопливо жевать сушинки. Всё хорошо. Я всё помню. У меня отличная жизнь…
Может, и не надо к бабе Маре? Может, мне хватит? Сейчас выпью кофе, возьму скрипку, позанимаюсь немного… А вечером в кабак на Пулковском. Там наливают ракию, там надо пить и не закусывать, там интенсивно и жарко! И Тася, моя давняя подруженция Тася, будет импровизировать на своей установке так круто, что я зайдусь в завистливом восторге и постараюсь её переиграть мгновенно выдуманными пассажами на скрипке, а горячие сербские мужики на приблизительном русском будут спрашивать, как всегда, не лесбиянки ли мы, и можно ли меня угостить стаканчиком ракии…
Этого ли я хотела?
Нет.
Ну почти. Я всё же скрипачка, хоть и не лауреат премии имени Чайковского, но не бросила и полы не мою. Однако всё равно толстая, одинокая и выгляжу лесбиянкой. Интересно, а Мишка всё ещё здесь? Или я не сдаю комнату?
А сейчас и узнаю.
Прошла по коридору и стукнула в дверь маленькой комнаты. Когда-то она была моей. В ней я прожила много лет моего детства и в ней же спала Лима. Теперь в дверь был врезан замок. С чего бы замок, если бы я не сдавала комнату? Спокойно, Алевтина, сейчас всё узнаю.
Шаркающие шаги, щелчок ключа, скрип двери. Мишкина заспанная голова высунулась в щель, и парень спросил:
- Чего, тёть Аль?
- Ты на занятия не опоздаешь? – ляпнула первое, что пришло в голову. Мишка сощурил один глаз – который уже проснулся – и сказал удивлённо:
- Так сессию я сдал, каникулы у нас…
- А-а-а, ну извини, Миш. Иди дальше спи.
Возвращаясь в кухню, я улыбалась. И, когда делала кофе в новой кофеварке, тоже улыбалась. Я любила Мишку. Он был мне будто сын, которого я никогда не родила. Доброжелательный, вежливый мальчик, приехавший в Питер из какого-то предуральского городишки, чтобы выучиться на актёра, Мишка поступил в театральный институт и вечерами подрабатывал баристой в кафе. Хороший парень. Остался у меня – и отлично.
