Он стал плохо спать. Танино ненавидящее лицо преследовало его целыми днями: он видел его в троллейбусе, сидя за своим письменным столом. Во время уроков в 8 классе он все время был в таком состоянии, как человек, ждущий, что его сейчас ударят палкой по голове, а он не может увернуться от удара. Он невольно все время прислушивался к тому, что говорят друг другу Арина и Таня, хотя и делал вид, что не обращает на них внимания.
Арина, правда, после того разговора успокоилась: она только держалась очень отчужденно и Тане не мешала шипеть и злиться, но подлаивать ей перестала. От этого Таня злилась еще больше – а Сергей Иванович все больше нервничал.
Он понимал, что что-то надо делать, как-то это надо прекратить – но как? Целыми днями он думал об этом. Он уже не мог читать: прочтет несколько строк – и ловит себя на том, что думает о Тане.
Ему раньше казалось, что она хорошая девочка. Теперь он понял, что это змея в детском образе, это редкая мерзавка, дрянь. Но что с ней сделать? Как это все прекратить?!
Однажды ему привиделось такое: Таня идет одна по какому-то темному переулку. Он бросается на нее, душит. Затем засовывает тело в мешок и сбрасывает в какую-то яму.
Эта безумная фантазия вызвала у него упоение.
Может быть, отказаться от этого класса? Но что это даст? Все равно он будет встречаться с ней в коридоре, в столовой. Ей достаточно одного слова, одного взгляда, чтобы отравить ему весь день. К тому же – как позорно, недостойно: отказываться от класса, не справившись с какой-то девчонкой, и даже не особенно-то трудной, самой обычной.
Может быть, взять отпуск за свой счет, съездить в деревню, покататься на лыжах, успокоиться? Но дадут ли? И неудобно: в середине учебного года – вдруг, без всякого повода.
Просто не обращать на эту стервочку внимания? Надо, надо бы не обращать. Но как этого добиться от себя?
Так он ничего и не мог решить окончательно.
На следующий день первым уроком была математика в 8 классе. Сергей Иванович пришел за полчаса до звонка. Хотелось собраться, успокоиться, настроиться, чтобы нормально провести урок. Но его уже била дрожь просто при входе в класс. Он стал раскладывать по партам раздаточный материал, все время путаясь, что кому нужно положить. «Ничего, сейчас это пройдет!» – уговаривал он сам себя.
Вроде бы действительно стало проходить: привычное дело успокаивало. В классе было совсем тихо. За окнами темно, небо лишь чуть посветлело, будто там, в глубине, зажгли большую, но тусклую лампу.
Таня с Ариной всегда приходили на урок последними, буквально со звонком. Но не опаздывали: видимо, то ли шатались по школе, то ли ждали в коридоре, пока зазвенит звонок. И Сергей Иванович был уверен, что у него еще есть 15—20 минут, чтобы собраться, сконцентрироваться.
Восьмиклассники, между тем, помаленьку собирались. Пришел главный балбес, Сережа Бездельников, маленький, пучеглазый, с коротким вздернутым носом, похожий на мопса, взъерошенный, страшно сонный. Сергей Иванович ответил на его «Здрасьте!», повернулся – и увидел входящих в кабинет Таню и Арину. Это было для него совершенно неожиданно. Он не успел как-то отреагировать, отвернуться, сделать вид, что их не замечает. Арина буркнула что-то вроде приветствия, не глядя на него. Таня же посмотрела ему прямо в глаза нагло-злобным взглядом, подняла голову, усмехнулась и прошествовала у него под самым носом, демонстративно не поздоровавшись.
