– С прииска прислали. Директор тебя, Юра, вызывает.
Начальника прииска за глаза все, не сговариваясь, звали “наш фюрер“ за маленький рост и взрывной характер. Несмотря на свои весьма скромные габариты, он мог и оглушительно рявкнуть, и не менее внушительно вдарить кулаком по столу.
Стиль многих руководителей, которые выросли в этом качестве на Колыме, был под стать этому суровому краю, где рядом ещё существовала лагерная система с вохровцами, которые были ещё большими подонками и отморозками, чем те, кого они стерегли. (Думаю, даже высшая власть не могла, изощряясь, представить то, что они вытворяли.)
Секретарь парткома повёл меня в кабинет начальника прииска, успев по дороге сообщить, что председателя профкома дружно завалили, а моя кандидатура прошла почти единодушно. По этому случаю позвонили в горком, мол, как быть. Там, видимо, навели кое–какие справки и дали добро.
Заходим в кабинет. Начальник прииска восседает во главе стола:
– Вот итоги голосования, – говорит, – мы посоветовались, у нас единое мнение утвердить тебя.
– Да вы что! Никогда в жизни! Я даже не знаю, что это такое!
Он – кулачком по столу. Я медленно, но верно начинаю двигаться к двери.
– Ну не буду! У меня наряд, я поехал.
Он хватает со стола чернильницу и через весь кабинет запускает в меня. Она летит как снаряд. Я не то пригнулся, не то уклонился – мимо. За мной висела огромная карта прииска. Чернильница не разбилась, стекло оказалось на удивление крепким, но прииск превратился в огромную фиолетовую кляксу.
Секретарь парткома – человек пожилой, жизненный опыт у него огромный – проводил усталым взглядом полёт чернильницы и вздохнул:
– Товарищ начальник прииска, разрешите, мы в партком пройдём, там и поговорим…
В общем, меня избрали. Этот же начальник брал меня всё время с собой, ведь прииск – целая держава. Я там перезнакомился. Все поднаторевшие, смотрят оценивающе.
Мол, что это за инородное тело, если не сказать заноза, появилась?
Потом меня послали на курсы подучиться, как никак освобождённый председатель, зарплату за эту работу платить будут. Нас двое таких было: я и одна дама, юрист с Анадыря (четвёртая родина Абрамовича), остальные все в этом качестве не первый год. А мы с ней, что называется, товарищи по несчастью.
Курсы были не для галочки, всё всерьёз, вплоть до экзаменов, затем собеседование и, наконец, назначение, точнее утверждение в должности, на которую нас избрали. В президиуме сидит представитель ВЦСПС.
Поднимают по одному:
– Такой–то прошёл курсы, избран тогда–то, – а затем дежурная реплика: – У вас вопросы к нам есть?
Все, разумеется, отвечают, что нет. Я сижу, жду своей очереди и с каждой минутой всё яснее понимаю, что я – инженер, и всё мне это как–то… К тому же новую технику привезли… Делать нечего, надо встать:
– Нет, один вопрос всё–таки есть. Вы знаете, мне очень даже нравится эта работа с людьми, у меня кругозор расширился, но у нас на прииске Горном очень сильные, опытные председатели первичек, поэтому у меня сложилось мнение, что с такими людьми председатель комитета может работать и на общественных началах. Я не отказываюсь, я согласен, но не в ущерб работе на производстве.
Все зыркнули на нашего районного председателя – дескать, это ещё что такое? Юрий Николаевич был по профессии учитель, всю жизнь проживший на Колыме, и умел не только находить общий язык со всеми – от оленеводов до нас, золотарей, – но и, когда надо, мог очень интеллигентно промолчать. Он так и сделал. Зато заговорил представитель ВЦСПС:
