А я наплевал на статью. Как раз тогда сессия была, сдал прилично.
Меня оставили, но лишили стипендии, чуть ли не на год. Ничего, зарабатывал, в том числе и курсовыми. У нас был бригадный подряд.
Работали втроём – курсовую за ночь. Твёрдой ставки не было, сколько платили, столько и ладно, лишь бы на борщ хватило. Заочники – начальники шахт, главные инженеры – отсчитывали без лишних слов. Что такое для нас заработать за ночь пятьдесят рублей? Да это же больше, чем месячная стипендия!
Со своим честным заработком мы отправились, конечно же, опять в ресторан. Назывался он почемуто “Ялта“. Оркестр играл достаточно вяло и недолго. Даст кто-нибудь трёшку – оживятся, нет – ну тогда и без музыки. Мы переглянулись: кто на гитаре играет, кто на баяне, а я на барабане стучал… Подошли к музыкантам: “Договоримся?“ Те не возражали.
Мы поиграли всласть, выходим в холл, двигаемся к гардеробу, смотрим – у дверей мужчина стоит, в одной руке револьвер держит, а другой рукой к груди какой–то мешочек прижимает.
– Не подходи!
Но нам выйти-то надо?! Бывает, что действуешь на автопилоте. Это как раз тот случай. Отвожу его руку с револьвером и иду к выходу. Навстречу наряд милиции. Мы оказываемся между патрульными и тем самым мужчиной. Тот в меня пальцем тычет:
– Вот этот на меня нападал!
Опять, что называется, замели. Это позже уже выяснилось, что нервный мужчина с револьвером и мешочком у груди – инкассатор, который, пробираясь сквозь сутолоку у гардероба, грубо толкнул нашего Альку Матвеева, а тот, поскольку боксёр, ответил молниеносно, не разглядывая и не раздумывая.
Посадили нас на ночь в компании с мужиком, который, как видно, был не шестёрка. По всему чувствовалось, значительный такой кадр. На окнах решётки. Приятель мой едва не всхлипывает.
– Студенты? – спрашивает лейтенант (он за столом протокол кропал). – А в высшей математике вы как, разбираетесь?
– Как семечки, – отвечаю.
И понеслось… Всю ночь напролёт мы с лейтенантом решали задачки, которые ему в юридическом задали.
В восемь утра в дежурку заходит милицейский чин с большой звездочкой и таким же животом:
– А где этот, по происшествию с инкассатором?
– Здесь задержанный! – тянется в струнку лей–тенант.
– А это кто?
– А это он и есть…
Что тут поднялось! В общем, закрыли меня в каталажку опять. Сначала декан с командой приехал, потом секретарь комитета комсомола с командой, затем уж и ректор – разумеется, тоже с командой, потом из Свердловского горкома комсомола. “Все побывали тут“. Инкассатор стоит на своём. Мы все тогда в одинаковых фуражках ходили и ему на одно лицо казались.
– Юра, – уговаривал декан, – мы тебя в институте оставим, признайся.
– В чём?! – спрашиваю, а он молчит.
Девять раз за день на допросы водили. Следователь вкрадчиво расспрашивает про маму, папу, как живём, какой достаток. Потом склоняется и доверительно спрашивает:
– Ну скажи, ведь позарился? Всё же как–никак семьсот тысяч…
К концу дня отпустили, но сказали строго:
– Первым делом заедешь в комитет комсомола.
Заехал. Мне вкатили третий строгий выговор с занесением в учётную карточку. Где–то ещё провинился. Снимали уже, кажется, в Ухте.
Алька рвался признаться, что это он инкассатору врезал. Но удалось его отговорить. Резон простой: мне то что, я ведь этого не делал. История закончилась, вышли мы из неё с большими моральными потерями.
Ну и ладно, на то оно и есть, студенческое братство.
