Работайте! В работе счастье… - страница 8

Но находятся чудаки, которые, как стемнеет, сидят у костра, что–то мурлычут. Ночи ведь длинные, по тайге не пошляешься, если хочешь с глазами остаться.

Появление бардов подготовила академическая наука – те самые “гады–физики”, что, как пелось в одной из песен Галича, “на пари раскрутили шарик наоборот“, да ещё, как ни парадоксально, геологи…

Да, цитата родом из тех самых шестидесятых. Мы же и о событиях всех говорим поэтапно. Каждая глава – этап жизни.

Я понимаю о себе, что я – человек не только определённого времени, но и определённого поколения. Такое понимание есть и чувство времени тоже. Точнее, чувство есть, а времени нет…

У меня сейчас две трети жизни проходят либо в воздухе, либо в машине. Когда был секретарём – было девять десятых в этом режиме, потом – половина.

На прошлой неделе вылетел в час ночи, в четыре прилетел в Екатеринбург, в два часа – “прогулка по городу”. Идиотизм!

Куда спешу? Мне надо, наоборот, цепляться за жизнь…

Впрочем, время не имеет значения, важна только сама жизнь, точнее романтика, воплощённая в жизнь. Не взирая ни на что.

Я прожил неплохую жизнь, у меня есть свой взгляд на всё и на всех, о ком и о чём угодно. Но лучше меня спросить, какую трубу или какую задвижку ставить, – я скажу с большим удовольствием, потому что я всё ещё инженер…

Впереди маячило распределение. Хотел в Норильск – вторая точка в СССР, после Джезказгана, где испытывали самоходную технику.

Это был тот случай, когда степень отрыва науки от производства была колоссальной. Я когда чертёж свой защищал (восемнадцать ватманских листов), в комиссии сидел представитель из института “Гипроруда“, он послушал и плечами пожал:

– Да нет, такого быть не может, вы фантазируете.

Итак, я в первой десятке пошёл на распределение. В Норильск было три места. Оставалось одно. Передо мной приятель, прошу его:

– Ты только Норильск не бери.

– Да я и не хочу.

Выходит, руками разводит: не обессудь, Норильск.

Ну, выразился я, захожу злой. Комиссия за столом спрашивает:

– Юрий Алексеевич, куда вы хотите?

– Давайте, – говорю, – куда подальше.

“Подальше“ была Колыма…

Я впервые тогда летел на Ту–104. Впечатление получил сильное, до этого ведь только на поезде ездил. Долетел до Хабаровска, а потом началось…

Маленький работяга Ли–2 (“дуглас“, только переделанный) – посадка за посадкой – неспешно продвигался к Магадану. Это сейчас циклон, антициклон, а тогда объяснение было одно: “Нет погоды“.

Трава на поле колышется, самолеты на приколе стоят, лётчики скучают, пассажиры слоняются – все погоды ждут…

Потихоньку, помаленьку, с тошнотиками – самолётик ведь махонький! – добрался до столицы Колымского края.

Не только по полезным ископаемым, но и по ресурсу человеческого терпения Северу нет равных. Меня этому качеству учили на прииске „Горный“…

Август отсчитывал последние деньки. В сентябре добыча золота сворачивалась, потому что замерзали реки, да и годовые планы прииски уже к этому времени выполняли. Если и домывали какие-то крохи, то только чтобы натянуть проценты перевыполнения.

Стоянки приборов, как правило, монтировались на год. Зимой добыча останавливалась, производственные отделы работали над проектами.

Старатели же делились на две категории. Первую – из числа наиболее толковых и опытных – забирали в механические мастерские. Если ты токарь, сварщик, слесарь, паши себе на здоровье в тепле, вплоть до нового сезона. Вторую категорию составляли те, кто занимался геологоразведкой, шурфовал будущие полигоны, уточнял контуры, готовился к монтажу приборов. Вот с ними мне и предстояло свести знакомство поближе. Получив в Совнархозе направление на прииск “Горный“, располагавшийся вдоль Колымской трассы, я отправился туда.