– А знаешь, мне весь день хотелось дать ему дубиной по башке.
– Честно? – Карла покосилась на меня.
– Ага, честно.
– Как-то это нелогично, да?
– Ага.
Она взяла меня за руку. Так мы и сидели вместе. Выпили немного пива из ее запасов, поздоровались с Мишкой, которая сначала подбежала к нам, а потом залезла подремать под батут. К дому одна за другой подъезжали машины. Мы ждали, когда появится отец.
Вскоре отец приехал во взятом напрокат автомобиле, пьяный в зюзю (даже не знаю, как это ему удалось), усталый, напуганный, с мешками под глазами. И слегка неадекватный.
Отец неуклюже припарковался на той стороне дороги. Мы молча смотрели на него. Он шумно вдохнул, откинулся на спинку сиденья и опустил голову. Потом повернулся к нам и немного смущенно сказал в открытое окно:
– Привет!
– Привет, пап.
Он снова уставился себе на колени.
– Папа, это Карла.
Он посмотрел на нас.
– Привет, Карла.
– Здравствуйте.
Так мы и сидели по разным сторонам дороги. Дом у меня за спиной празднично громыхал. Отец продолжал разглядывать колени. Мы с Карлой подошли к нему. Оказалось, что он держит в руках какой-то предмет. Когда мы приблизились, отец сжал руки крепче. Будто боялся, что мы эту штуку отберем. Мы встали рядом, и я понял, что у него в руках футбольный шлем Джеда. Детский шлем, раскрашенный в золотой и зеленый, цвета нашей старой школы.
– Дэнни, – сказал отец, глядя не на меня, а на шлем, который гладил постаревшими руками, – я до сих пор скучаю по Джедди. Не могу его забыть.
– Я тоже, папа, – ответил я. – Я думаю о нем каждый день. Папа прижал шлем к груди.
– Пап, вылезай из машины. Пошли в дом. Там поговорим.
– Я больше не могу притворяться, что я о нем забыл. А то умру.
– И я не могу. Знаешь, что? Мне кажется, что он жив. Что он всегда на три шага впереди меня, как король.
Я открыл дверь, и мы с Карлой завели отца в дом, поддерживая с обеих сторон. Отец крепко прижимал шлем к груди. Толпа гостей не обратила на нас внимания. Мы вошли в комнату Майкла и уложили отца на кровать.
Он начал бредить.
– Так смешно: сперва уходит то, что казалось вечным. IBM, эпоха Рейгана, восточный блок… С возрастом понимаешь, что главное – просто выжить.
– Папа, нам этого пока не понять.
Я разул его, и мы с Карлой присели рядом на офисные стулья. Вокруг гудели компьютеры Майкла, горел маленький ночник. Мы сидели и смотрели, как отец то приходит в себя, то снова куда-то уплывает.
– Сын, ты мое сокровище. Мой первенец. Когда врачи убрали руки с твоей матери и подняли тебя к небу, ты был как клад из жемчуга, алмазов и рубинов, покрытый липкой кровью.
– Папа, не говори так. Отдыхай. Ты найдешь работу. Я всегда буду тебе помогать. Не расстраивайся. Варианты появятся, вот увидишь!
– Теперь этот мир твой, – он отвернулся к стене, подрагивающей от музыки и криков гостей, и задышал глубже. – Твой.
Вскоре отец заснул – в комнате Майкла, на его кровати. Уходя, мы выключили ночник и оглянулись на темную теплую фигуру отца, подсвеченную созвездием красных, желтых и зеленых диодов компьютеров Майкла, которые спали и видели сны.
