– Здесь тебе не Византия, даже не Болгария. Народ тут смышлёный и не подломленный пока еще, как в тех краях, откуда ты прибыл. Да, и в черном одеянии не ходи среди родичей. Не поймут, еще и поколотить могут от щедроты сердечной. Хватит с нас Иохима.
– Но за что?!
– Родичи считают, что черное – предвестник тьмы. Тот, стало быть, кто его носит, сам является ее посланцем. Это ясно? И не бубни мне о здешних нравах. Придется тебе вживаться в среду, коли я за тебя поручился. Пока сам будешь работать, наблюдать и смотреть, как и что происходит. Учение пока что не будешь разглашать. Ясно?
Инуфим кивнул.
– К весне, так я думаю, прибудут Марк и друг наш общий – Никоша.
– Никофирий? – не поверил Инуфим.
– Это он там, – махнул рукой в сторону юга Фабий, – был Никофирием. На Руси он Ни-ко-ша. Ты меня понял? И называть его только так и будешь. И еще, – Фабий вздохнул и прищурился. – Тонко надо работать. Не выдай только, что вы знакомы. Братом также Никошу не величай. И не думай, что местные глухи, слепы и тупы. Все как раз наоборот. Доброты в них много, возможно, простоватости, но запомни: родичи, если с чем разберутся, уже не оступятся. Если что-то к тебе прилепится, то вовек не избавишься. И еще, не суй ты в каждую щель своего Христа. Думай, когда это надо делать? Головушка у тебя на плечах для чего? Чтобы думать.
Фабий вздохнул, глядя на Инуфима.
«И кого только нам присылают в здешние края, – подумалось ему. – Мне бы выпускников закрытых школ, где магии обучаются, да сходным с ними наукам, а шлют тех, от кого за версту ладаном и темной силой пахнет. Но ничего, все равно придется вместе дело делать. Может, Порфирий к концу года объявится. Ему можно будет это важное дело доверить. Инуфим и Никоша ему помогать будут. Все равно раньше следующей осени Илюша с помощниками избы поставить не успеют, как и собрать людей, хотя, все может быть. Ухватисты родичи, когда нужно».
– Что сказать мне хочешь? – вслух спросил Фабий, косясь на Инуфима.
Слова, которые услышал он, побудили Фабия задуматься.
– Ты ничего не перепутал?
Инуфим покрутил головой, а Фабий вздохнул. Так выходило со слов Инуфима, что Исихор решил после того, как его всерьез помяли, все-таки вернуться в Киев. Правда, как понял Фабий из слов Инуфима, прибывшего недавно на Русь, будет это через пять-шесть годков, но время-то быстро летит…
– Почему мне сразу об этом не сказал, как летом объявился?
– Исихор сказал, чтобы я выждал полгодика, – пояснил Инуфим.
– Что еще Исихор сказал тебе передать?
– Дело у него есть к тебе. Также он намекнул, что от Ильи не отстанет.
Фабий вздохнул и нахмурился. Зная Исихора, Фабий не сомневался в том, что он свои обещания выполнит.
– Мало, значит, досталось ему, коли вернуться хочет, – сделал вывод Фабий, слегка щурясь. – Русичи точно ему не рады будут, тем более калеке. Или подлечили Иса? – так кратко называл Фабий в прошлом своего руководителя.
Инуфим снова повертел головой, давая этим понять, что дело с места не сдвинулось.
– Хоть облегчение есть? – поинтересовался советник.
– Доктора говорят, что после такого можно будет ходить только лишь на костылях.
– Это нам всем урок, – сделал вывод Фабий. – Нельзя идти на полумеры. Надо было Исихору добить Илью, а не жизнь ему оставлять. Поквитался сполна, но не убил. Теперь квиты. Ты смотри, чтобы с тобой ничего подобного не вышло. Понял? Места тут суровые. Это тебе не Царьград и его окрестности. Тут вышел за стены Киева, и нет княжеской власти. Народ вокруг родовым законом живет, Правь соблюдает, как знает и умеет. Ты что о Прави знаешь? Ничего, – сам себе ответил Фабий. – А как ты тогда будешь выполнять дело, которое тебе поручено? Никак. Значит так, я тебе с одним мужчиной познакомлю. Он тебе кое-что Прави расскажет. Только ему не вдувай в уши «речи умные». Не для этого свожу.
