– Дай че-нить пожрать, – жалобно попросил Гоша.
Немного обалдев от такой просьбы, Вера молча протянула остатки пирога. Не поблагодарив, Гоша съел и задумался.
– Еще есть? – после недолгого молчания спросил он.
Вера покачала головой, исподтишка вглядываясь в носатый профиль и недоумевая, чего это Машка так тащится от этого чмо.
Гоша горестно вздохнул:
– Выхода нет. Стопудняк, придется мириться с матушкой. Иначе кормить не будет.
Вера сразу вспомнила Гошину матушку – известную всему району деловую дородную матрону. Странно было, что она морит своего сынулю голодом.
– Поругались? – сочувственно спросила она.
– Ну да, – злобно ответил Гоша и замолчал.
– А зафиг? – продолжала сопереживать Вера.
Гоша ответил не сразу. Пошевелил бровями, подергал носом, будто удивляясь вопросу. Потом выдал кратко:
– Походу меня родаки спалили.
«Вероятно, родители застали меня кое за чем нехорошим», – по привычке мысленно перевела Вера. Необходимость переводить с молодежного языка на «старперский» возникала достаточно часто, особенно в разговоре с мамой, которая отказывалась воспринимать современный сленг таким, как он есть, и с тупым упорством сумасшедшего лингвиста уродовала слова, экспериментируя с суффиксами и приставками. Если есть глагол «спалить», утверждала мама, значит, должен быть «запалить», «перепалить», «недопалить» и так далее. А когда мама начинала пытать дочь на предмет переходности глаголов, возвратности, сочетаемости, падежных окончаний существительных и прилагательных, то голова шла кругом, и Вера жалела о каждом неосторожно оброненном слове. Вот почему дома приходилось контролировать себя и вести разговор лишь на понятном старшему поколению языке.
– А ты это… чего не в школе? – вспомнила вдруг Вера. Тему о Гошином конфликте с родителями она решила деликатно замять.
– А ты?
– Я прогуливаю, – гордо ответила девочка.
– Па-анятно, – протянул Гоша и прибавил: – … эту школу. … эту жизнь.
Ругань Вера не любила, хотя сама ругаться умела почти как пьяный слесарь. Это она на всякий случай выучила – мало ли где пригодится. Но когда парни ругаются при девчонках – это противно. Поэтому она пнула Гошу ногой по коленке и сделала ему замечание:
– Ну ты, лох. Фильтруй базар. Здесь дамы.
И она с оскорбленным видом отвернулась. Гоша ошарашено уставился на нее, впервые за весь разговор соизволив поднять глаза. Боковым зрением Вера наблюдала за ним – растрепанные волосы, оттопыренные уши. Глаза, пожалуй, хороши – голубые, с длинными ресницами, но за очками этого сразу не заметно. В остальном ничего особенного. Пойми ее, эту Машку. Под большим секретом поведала о своих страданиях, взяла с Веры страшную клятву, что та будет молчать и даже под пытками не расколется, а потом сама же нацарапала мелком на стене в туалете: ГОША+МАША. Скандал был страшный, потому что синий мелок с побелки не оттирался, и завуч приходила выяснять, кто мог это сделать… А Маша потом объяснила Вере, что она это написала потому, что не могла больше молчать. Что ее распирает от любви. И еще чтобы пропиариться. Поднять свой рейтинг, так сказать. Странный у Машки рейтинг. Еще и лопоухий – Вера сейчас заметила.
Если вам понравилась книга, поддержите автора, купив полную версию по ссылке ниже.
Продолжить чтение
