Носком сапога случайно поддеваю нечто под слежавшейся снежной корочкой, и на пару шагов вперед улетает каштан. Бледно-серый, скользкий, растрескавшийся. С каким упоением несколько месяцев назад мы вели охоту на эти шарики с лакированными тугими бочками! Шарили в листве, хвастались трофеями, набивали карманы, удивлялись разнообразию форм и размеров. Это только несведущий думает, что все каштаны одинаковы! Мы же знаем о каштанах-сердечках и каштанах-идеальных шарах, о каштановых семейках, ютящихся под одной колючей кожурой, и о каштанах-одиночках, заполняющих все пространство и вырастающих до размеров некрупного яблока.
Но сейчас, когда снег смыл все краски, а деревья уснули до весны, на оставшиеся на земле каштаны смотришь с жалостью или равнодушием. И дело даже не в том, что они утратили товарный вид. А в том, что для них сейчас – не время. Так, например, не воспринимается великолепие осеннего леса в кадрах фильма, который смотришь весной. Или не удается проникнуться настроением стихотворений о зимнем лесном убранстве, когда только началось лето.
Каштаны – актеры двух сезонов. Весной деревья торжественно украшены цветущими канделябрами, а осенью – щедро одаривают прохожих своими колючими плодами (иногда – прямиком по макушке). Летом же они становятся всего лишь представителями природной массовки, что дает нам тень. А зимой… зимой пусть спят, грезя о возрождении. Всему свое время, даже если деревьям недоступно знание цитат великих философов.
Река обмелела и обнажила дно, явив скрытое. Многочисленные валуны, об которые летом, при купании, мы нещадно обдирали коленки, густо облеплены мелкой ракушкой. Кое-где яркими оранжевыми всполохами среди бежево-ржавой монохромности пылают кустики водорослей. Чьи-то следы на безупречно вымытом песчаном берегу похожи на причудливые рисунки распустившихся роз. Вода, очистившись от осенней зелени, бежит говорливыми серебристо-синими струйками, огибает песчаную косу, не понимая, что случилось с береговой линией. Куда ей теперь стремиться?
На подтаявшем льду посреди реки сидят пестрой стайкой рыбаки. По песчаному склону бродит мужчина с металлоискателем. Каждый жаждет найти свое сокровище. А мы уже. Под ярким солнцем, редким гостем января, на обмелевшем берегу отливают перламутром ракушки, переливается серебром лед, светится золотом каждая хвоинка на высоких соснах, рассыпаются рубинами перемерзшие ягоды шиповника.
Бисеринками дрожат на ресницах слезы то ли от ослепительных солнечных бликов на речной глади, то ли от щемящего ликования, что даже зимний бесснежный мир может быть таким прекрасным…
Февраль – строгий тренер, который не допустит спортсменов к дальнему забегу без тщательного разогрева.
Февраль – опытный учитель, который не отправит сочинение на конкурс, пока ученики не научатся писать без ошибок.
Февраль – строгий отец, который не отпустит дочку на свидание, пока она черпает идеи о любви из сериалов.
Февраль знает, что нужно уметь быть терпеливыми и смиренными, что всему свое время.
Лишь когда ростки наберутся соком и силой, способной пробить замерзший земляной панцирь, а мы приведем себя в форму, чтобы легкие весенние курточки и плащи изящно сидели на нас, а не обтягивали, лопаясь от натуги, вот тогда февраль упакует слежавшийся снег, похрустит сосульками, сбивая их с крыш, и подмигнет братцу-марту, давай, мол, выпускай солнышко.
