Радужный воронёнок - страница 4
Федю возил на «рено» Себастьяно —
Папин шофёр, в прошлом славный атлет.
Часом поздней после пары котлет,
Что второпях чаем он запивал,
Феденьку в руки брал дед-адмирал.
В этот момент, кроме Феди и Баски,
Голубоглазой улыбчивой хаски,
Да попугая Джокоши в углу,
Говоруна из пород какаду
С индонезийского острова Ява,
В доме чудил кот по имени Слава.
Федя брал скрипку, а дед брал фагот.
Первым сдавался египетский кот.
Он исполнял вдохновенно рулады,
Баска просила за вой свой награды.
Только Джокоша на пальме в углу:
«Брось, – исступлённо кричал, – ерунду!»
День шёл за днём и застал Федю в споре —
Кем ему стать? Предлагал дед на море
Феде карьеру. А мама врачом
Видела сына. Бабуля ключом
Деду в запале от злости грозила:
«Вот тебе море, Исусова сила!»
«Будет солдатом! – папа сказал. —
Не зря ж его детство я защищал».
Набежала вдруг слеза
На зелёные глаза;
Смотрит внук исподтишка —
Под столом дрожит рука.
В Феде не осталось сил
И он тихонько проскулил:
«Нет, не буду я курсантом.
Буду я чинить куранты».
Соглашается семья:
Ай да Федя, молодчина!
Это важная причина —
Перезвон часов Кремля!
«Буду я летать над крышей,
Буду всех-всех в мире выше!
Буду там совсем один —
Туч и солнца господин.
Буду звёзды зажигать,
Чтобы детям дольше спать.
А потом я их задую,
Стрелку поверну большую,
Чтобы рано не вставать.
Буду лучиком играть,
Глядя с неба через щёлку.
Расчешу лошадке чёлку,
Птичек на дворе найду,
Поиграем в чехарду.
А потом, вертя плечом,
Обыграю в вышибалы
Анку Санькиным мячом.
А пока на Спасской башне
Бьют куранты для людей,
Мои небесные куранты
Заведу я для детей.
Они по-разному играют,
Они по-разному поют.
Часов совсем не наблюдают,
Но никогда не отстают.
С каждым звуком новый тон
Навевает дивный сон.
Какие яркие цвета,
Какая красок чистота!
На небесные куранты
Я настрою все часы,
Чтобы были все дворы
В распоряженье детворы!»
«Мальчик бредит. Он устал», —
Сказал дедуля-адмирал.
«Федя болен, он в бреду,
Градусник уже несу».
Врач с бабулей суетится.
«Выживет! К утру проспится, —
Резюмировал солдат. —
Или дам тебе наряд!»
«Я ни в чём не виноват», —
Хочет Федя извиниться.
А Джокоша, чудо-птица,
Родом инка какаду,
Распустив хохол в углу,
«Федя! Вира! SOS! Палундра!»
Прокричал как на духу
И счистил с клюва шелуху.
Бабушка читает молитвы
Бабушка читает молитвы.
Она православная, но в Библии всё налегает на Ветхий Завет. И самозабвенно воспевает Бога псалмами Давида. Каждый день она ходит в храм. А я – в школу. Встречаемся часов в пять, когда я возвращаюсь с продлёнки. Мы гоняем чаи, и я слушаю-слушаю бесконечные бабушкины истории о её житьё-бытьё, которые она достаёт наугад из книги своей жизни. Как фотографии из семейного альбома – нашей с ней реликвии в толстокожем с бронзовой застёжкой переплёте и выпавшей инкрустацией в форме розы с листьями. Какой была эта роза, мы так и не обсудили, что наводит меня на мысль о том, что этот альбом случайно попал к ней в лихие годы и в него чей-то нежной рукой были вставлены другие заветные снимки…
Один мальчик-экспериментатор купил в специализированном магазине на улице 25 Октября, что идёт от Красной площади мимо ГУМа, химический реактив. Он принёс его домой, в коммунальную квартиру на Малой Молчановке. Тёмной зимней ночью, чтоб никто не видел, полуголый, в одних сношенных тапочках и трусах, он проскользнул на кухню, усыпанную усатыми тараканами, сложил реактив в соседскую алюминиевую кастрюльку и стал его нагревать на горелке газовой плиты. Сначала раздалось шипение и пошёл едкий розоватый дым. И мальчику стало весело. Похохатывая и поёживаясь от обступившего его холода огромной коммуналки, он продолжал держаться за ручку кастрюльки, когда неожиданно кто-то за его спиной поднял язычок выключателя и кухня озарилась зеленоватым светом. «Лампочка, что ли, дурит? – подумал мальчик. – Чего свет-то зелёный?»