Я говорю – и книжку я с собой заберу.
А в женской консультации на следующий день беременных было не протолкнуться. Праздник плодородия. Поэтому я заняла очередь и сразу пошла на второй этаж. Туда, где сидят кардиологи. Нашла кабинет, рядом с которым никого не было, залепила замочную скважину жевательной резинкой и стала ждать. Ни один врач не усидит в своем кабинете больше десяти минут, если к нему никто не заходит. Закон природы.
Моя просидела минут пять. Вышла такая, покрутила головой и стала ковырять ключом в двери. Без толку. Жвачка турецкая. Тягучая, как вареный гудрон. В детстве, когда его жевали, зубы иногда схватывало намертво.
Но обратно вернуться ей уже ни в какую. Засвербило. Обязательно надо куда-то идти. Я думаю – давай, давай. А я пока присмотрю за твоим кабинетом.
Она наклонилась раз шесть и зацокала по коридору. Шпильки после пятидесяти. Эта тетя если и работала тут специалистом по сердцу, то, скорее всего, по мужскому.
В кабинете у нее было прохладно. Я залезла на подоконник и закрыла форточку. Моя врачиха постоянно говорит – со сквозняками надо быть осторожней. Достала даже немного.
Когда спускалась на пол, уронила фотографию на столе. Неудобно, блин, с таким пузом. Сначала думала – внуки, а когда подняла, оказалось – кошка. Вот вам здрасьте. На колу мочало, начинай сначала.
Что-то еще было в этой считалке, но я никак не могла вспомнить. Что-то до кола и мочала.
Неважно.
Я сдвинула стекло в книжном шкафу и стала перебирать книги. Хоть бы одно знакомое слово. Сами-то понимают – чего написали? Неужели не бывает простой книжки с объяснением, как откачать человека с сердечным приступом? На что ему там давить и куда дышать, в какое отверстие. На занятиях по медицине, кажется, объясняли, но кто будет слушать их лекции?
Так, а что это вы, интересно, тут делаете – говорит вдруг сзади меня чей-то голос. Я оборачиваюсь, а там эти шпильки. Озабоченные. И голубая седина. Паричок, разумеется.
Вот так быстро вернулась.
Я говорю – как что? Книги смотрю.
Она уставилась на меня и говорит – какие книги?
Я говорю – вот эти. Мне нужно.
Она помолчала, а потом делает так немного странно рукой – а ну-ка, говорит, вон отсюда, как вы смеете.
Я говорю – да пожалуйста. Только не надо на меня тут орать. Я в положении.
И иду к двери. Но она стоит прямо у меня на дороге.
Совсем обнаглели – мне говорит.
Я отвечаю – ой, ой, ой.
И не могу мимо нее пройти. Потому что она весь выход загородила. А я тоже большая теперь.
Извините, говорю, но из-за вас мне не выйти. У меня живот. А у вас дверь почему-то широко не открывается. Наверное, за ней что-то стоит.
Она делает шаг вперед, прикрывает за собой дверь, а там – теремок из зеленой ткани. И сбоку такое круглое отверстие.
Она наклонилась, чтобы подвинуть его, а я говорю – ничего себе, это для кого красота такая?
Она хмыкнула и отвечает – для моего кота. Чтобы возить к ветеринару.
Я говорю – это не тот ли бурманский котик шоколадно-кремового окраса, который на фотографии? Очень славный.
Она посмотрела на меня и подняла брови – а вы что, разве знаете о бурманских котах?
Я говорю – конечно. У меня у самой такой же. То есть такая. Вашего как зовут?
Она смотрит еще недоверчиво, но сама уже отвечает – Кристобаль Дюк Вондерфлер.
Я говорю – а мою зовут Амирель Кристи. Хотели назвать Эмманюэль, но потом решили, что слишком чувственно.
И мы начинаем с ней так мило беседовать. Умереть не жить – две йоркширские розы. Божий одуван на шпильках и раздувшийся василек.
