– Мы не можем вас принять: ваш доктор, Владимир Васильевич, вчера вышёл в отпуск.
На меня напал столбняк.
– А что ж вы так долго собирались? Направление на операцию выписано три недели назад, а вы только сегодня явились, – полюбопытствовала медсестричка.
Я не могла вымолвить ни слова: губы онемели, ноги вросли в пол, пальцы рук переплелись замком и побелели от напряжения. Над моей головой в который раз за несколько дней опять грянул гром!
– ХА-ХА-ХА! – услышала я победный гогот. – Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – ехидно глумился злейший из всех моих внутренних голосов.
– Не может быть! – наконец-то очнувшись, прошептала я.
– Очень даже может быть, – степенно ответила красотка в белом халате. – Врачи – тоже люди, им тоже отпуска полагаются. Так что приходите ближе к осени, Владимир Васильевич взял по полной программе, – улыбнулась девушка, показывая белые ровные зубы.
Машинально выдавила из себя дежурное «спасибо», также на автомате подхватила ставшую ненужной сумку и двинулась к выходу.
Девушка что-то крикнула вслед, я не расслышала, что именно. Тогда она быстро догнала меня и сунула в руки направление на операцию и паспорт:
– Женщина, документы забыли! Будьте внимательней, а то ещё под машину попадёте! – непонятно к чему посоветовала она.
– Только и осталось, – молнией пронеслась в пустой голове шальная мысль.
Автобус, как обычно бывает в это время, был почти пустой. Я заняла любимое место у окна и погрузилась в себя. Там всё бурлило и клокотало. Праведный гнев непонятно на кого, безграничное возмущение и негодование и Бог знает ещё какие чувства, распирали мою грудь.
– Как такое возможно?! Два врача в разных городах почти одновременно ушли: один в отпуск отдыхать, другой – в отпуск, маму хоронить. Неужели Алексей прав, и Бог и вправду забыл обо мне?
– Ха. Вспомнила в кои-то веки про Бога! – возмутился мой внутренний критик-ханжа.
– Заткнись! – рявкнула я ему. – Не твоё дело, про кого я вспоминаю, когда и почему!
– Одно совершенно очевидно – я действительно патологически невезучее существо!
Мой внутренний драматический диалог прервал голос кондуктора:
– Следующая остановка – «Площадь Победы».
И я обреченно пошла на выход.
Глава 11
Уж лучше ужасный конец,
чем бесконечный ужас
Дома было тихо и пусто.
Сумку с непригодившимися вещами оставила в прихожей, прошла в детскую, оттуда – в спальню, потом – в кухню и опять по кругу. Сколько таких кругов намотала за час – не знаю.
Зато теперь я очень хорошо знаю, как чувствует себя загнанный в угол зверь. Изо всех своих звериных сил он мечется в поисках выхода, тычет носом в щели между прутьями клетки в надежде найти выход, а значит, найти спасение.
С воли до него доносится уйма звуков, запахов, он видит людей, он видит свет и сбивает в кровь лапы, царапаясь к нему. Только клетка, в которую он угодил, не отпускает его. В ней нет выхода. Вернее, он есть, только эту скрытую от зверя дверцу может открыть тот, кто знает, где она находится.
А зверь этого не знает, поэтому и бегает затравленно по периметру клетки, умоляющим взором призывает к милосердию глазеющих на него зевак.
И хорошо, если зеваки только смотрят и бессердечно насмехаются над страданиями беззащитного животного. Всегда находится тот, кто желая ещё больше повеселиться и почувствовать свою силу, засунув в клетку палку, начинает бить ею затравленное создание.
Отбиваясь из последних сил, зверь рычит и скалит зубы, а мучитель торжественно хохочет во всё горло… И когда травля заканчивается, а мучители расходятся, обессиленное животное может отдохнуть от всего этого ужаса с тем, чтобы завтра повторить всё сначала. И когда он понимает, что все его попытки абсолютно бесполезны, он просто ложится и умирает. И тогда его душа получает свободу от всех страданий и уходит в лучший из миров…
