– Да, мне известно, что Меренковы продали свою квартиру. И слава Богу! – Софья Карловна перекрестилась. – Честно говоря, я с ними не очень ладила. Здрасьте – до свидания, и всё! Вот до них в 82-ой квартире жили очень порядочные люди. Потомственные москвичи, интеллигенты! Семья Муравьевых. А эти Меренковы – вечно с сумками, чемоданами… Купи-продай, что называется… В общем, малоприятные субъекты…
– Софья Карловна, а что вы можете сказать о новых хозяевах 82-й квартиры? – осторожно, с мягкостью в голосе спросил Мальцев.
– Новые только появились позавчера, они ещё не въехали. – Старушка чуть придвинулась к оперу и дальше заговорила более вкрадчиво. – И я кое-что заметила. Слышимость у нас на площадке хорошая. А у меня и зрение, и слух – пока в порядке. Записывайте.
– Я включил.
– Да? А, вот огонек загорелся. Техника на службе правопорядка. Так вот… Позавчера я случайно подошла к своей двери. Услышала какой-то шум на площадке. Две женщины громко смеялись. Посмотрела в глазок. Действительно, обе молодые, лет по двадцать пять. Одна – новая хозяйка, вторая пришла в гости. Видные такие барышни, и, конечно, полураздетые, как сейчас принято. Декольте глубокие, всё напоказ… Примерно через часа два – опять шум. Слесарь из местного сервиса вставлял ей новые замки. Потом, видно, молодой человек с ней немного повздорил. Она грубо, с криком выставила рабочего человека на площадку. Тот ругнулся матерно и ушел. Вот и всё. Больше с тех пор никто не появлялся.
Довольный Мальцев почесал за ухом.
– Софья Карловна, я заметил, тут у вас мольберт стоит. Может, вы художница?
– Угадали, молодой человек, – зарделась польщенная старушенция. – Это, знаете, мне мой внучок посоветовал. Он – известный психолог. Я зарисовываю свои какие-то впечатления, увиденных людей. А то всё время одна, читать – глаза устают…
– А соседей из 82-й, случайно, вы не изобразили? – Александр загорелся надеждой и выхватил из внутреннего кармана фотоаппарат «Олимпус».
– Да делать-то мне сейчас особо нечего… – Софья Карловна встала и повернула мольберт к сыщику. Тот мгновенно подскочил, подбежал поближе.
– Вот таким у меня получился слесарь.
На полуватмане был нарисован некий морщинистый, круглый блин.
– Рисунок правильно стоит? – обескуражено спросил Мальцев.
– Да. Ну, что вы не видите? Вот рот губастый такой. Вот глазки свиные, вот мешки под ними от беспробудного пьянства…
Разочарованный Александр щелкнул шедевр абстрактного искусства. Ярко блеснула фотовспышка.
– А вот новая хозяйка. Гостью я видела только со спины, поэтому рисовать не стала…
Теперь на мольберте был лист с неким подобием человека женского пола во весь рост. Мальцев сфотографировал и это произведение уже больше в стиле Сальвадора Дали. «Это какой-то экспрессионизм, – подумал опер, источая сладенькую улыбку. – Окончательно у бабки пробки перегорели».
– Спасибо, Софья Карловна, вы мне очень помогли! – поблагодарил он вслух и потопал к двери.
– А мне какое-нибудь поручение будет? – заговорщицки прошептала старушка, провожая сыщика.
– Посматривайте, конечно, вдруг ещё кто-то появится. – Мальцев не забывал широко улыбаться. – Вот моя визитная карточка. Позвоните, если кто новый тут появится. Хорошо?
– Хорошо. А почему, собственно говоря, вы интересуетесь новыми жильцами? С Меренковыми что-то случилось?
– Случилось. Умерли они. Вот мы всё и проверяем. До свидания. – Мальцев объявил новость со смыслом, не упустил возможности напылить в глаза. И вызвал лифт.
