Кирмита, получив статус царицы, с еще большим рвением пустилась в развлечения. Даже если бы Камисса была ее собственной дочерью, она все равно не уделяла бы ей ни малейшего внимания. Тетушка со своими служанками вскармливали девочку козьим молоком, меняли пеленки, качали в колыбели. Кирмита же каждый вечер до глубокой ночи проводила за азартными играми, а днем брала в царской конюшне какую ни будь кобылицу и выезжала, якобы, на прогулку. Но выехав за пределы города, она безжалостно била в бока лошади острыми шпорами и хлестала ее плетью. От нестерпимой боли лошадь пускалась вскачь бешеным галопом, а Кирмита надменно хохотала и продолжала подхлестывать животное. Однажды конюх сообщил Кирмите, что после прогулки с ней лошадь умерла. Однако, Кирмита лишь рассмеялась и приказала выдать ей более выносливое животное. Конюх вывел другую кобылицу и попросил Кирмиту бережнее обращаться с царскими лошадями. В ответ Кирмита с размаху ударила конюха плетью по лицу, затем вскочила на лошадь и с силой ударила по бокам лошади шпорами. Лошадь заржала от дикой боли и с места пустилась в галоп. Горожане в страхе разбегались в стороны, чтобы не угодить под копыта неистово мчащейся, словно обезумевшей от боли лошади. Кирмита ликовала от того, что наводила страх на людей и повелевала таким сильным существом как лошадь причиняя ей боль и при этом никто не смел ее остановить, потому что она была царицей. Выехав за пределы города, она ощутила, что уже никто не страшится ее скачки. Деревья стояли на своих местах, и лишь от лёгкого дуновения ветерка их ветви шевелились, едва слышно шелестя листьями. Птицы щебетали и выводили трели, занимаясь своими делами. Пчелы и бабочки неторопливо перелетали от цветка к цветку, собирая нектар. Кирмита пришла в ярость от того, что все эти безмозглые твари не оказывают ей, царице, должного почтения. Проезжая мимо одного дерева, которое росло около дороги, Кирмита решила наказать его, за то, что это дерево выглядело, по ее мнению, независимо, и даже гордо. Она, по обыкновению, хлестнула по дереву своей плетью. Конец плети при ударе о ствол дерева несколько раз обвился вокруг ствола и Кирмита оказалась привязанной к дереву своей же плетью. А лошадь скакала дальше. Кирмита, на запястье которой была накинута ременная петля от плети, была выдернута из седла. Но нога ее застряла в стремени и Кирмита повисла, привязанная за руку к дереву, а за ногу к лошади. Лошадь, почувствовав это и будучи благоразумным существом, остановилась. Кирмита, побарахтавшись несколько минут, плюхнулась на землю, получив вывих лодыжки и повредив локтевой сустав. Она задыхалась от гнева. Вся перепачканная в дорожной пыли, она едва поднялась на ноги и стала громко орать. Она обвиняла лес и всех его обитателей в неподчинении и нанесении увечий самой царице. Она клялась, что через час вернется сюда с горящими факелами и сожжет тут все живое. Затем она, вскочила в седло и пришпорила лошадь с такой злобой, что та вместо того, чтобы пуститься вскачь, от резкой боли взбрыкнула и Кирмита, словно тряпка, вылетела из седла, и перевернувшись в воздухе, шмякнулась о то самое дерево, которое она пыталась отхлестать. Она попыталась поднятся, но не смогла. Она получила ушибов и переломов не меньше, чем та фаворитка, которую она столкнула с лестницы. Лошадь, словно избавившись от чего-то мерзкого, встряхнулась, и неторопливой рысцой направилась в конюшню. Кирмита осталась лежать без движения, с искаженным от злобы и боли лицом.
