Когда конюх увидел возвращающуюся лошадь без всадницы, солнце уже скрылось за горизонтом. Конюх вызвал стражников и объяснил, что царица Кирмита в три часа после полудня взяла лошадь для верховой прогулки и вот в десятом часу лошадь возвратилась без царицы. Хотя стражники и были неоднократно обижены, и унижены Кирмитой, они оседлали коней и поскакали на поиски надменной царицы.
Ее нашли только под утро. Ее тело было покусано москитами и обглодано грызунами. По ней ползали муравьи и мухи. Стражники положили Кирмиту на круп одной из лошадей и доставили в дворцовый лазарет. Разумеется, для лечения Кирмиты был назначен муж ее тетушки. Через несколько часов лекарь вышел из лазарета и попросился на прием к царю. Царь принял его, и лекарь доложил, что, не смотря на все усилия спасти Кирмиту не удалось. Надо сказать, что никаких усилий для спасения Кирмиты лекарь и не предпринимал. Более того, если бы Кирмита пошла на поправку приложил бы усилия, чтобы этого не произошло. Поскольку смерть Кирмиты была для него весьма выгодна, ведь его жену назначат воспитательницей принцессы Камиссы и выделят на это весьма немалое пособие. Царь, услышав сообщение о смерти Кирмиты, заметно опечалился. Но, вовсе, не смерть Кирмиты его опечалила, а необходимость принимать участие в скучной церемонии похорон. Ведь царь Ласфадии, как и большинство царей, был самодовольным, глупым и ленивым. Он не любил думать и заниматься делами. Государственные дела он полностью переложил на визирей, а сам проводил время в различных бестолковых развлечениях. Царь попросил лекаря придумать что-нибудь, чтобы только избежать похоронной церемонии. Лекарь предложил объявить, что Кирмита умерла от страшной и очень заразной болезни, и поэтому ее следовало похоронить незамедлительно и тайно. Царь, услышав, что он с такой легкостью сможет отделаться от своей взбалмошной жены, пришел в восторг и на радостях пообещал наградить лекаря орденом.
Лекарь позвал двух своих санитаров и распорядился засунуть тело Кирмиты в холщовый мешок, отвезти в западный заповедник и там закопать.
В то время, когда санитары копали могилу, мимо проезжал Торус, который был смотрителем западного заповедника. Он поинтересовался, чем занимаются санитары. Санитары сказали, что по приказу лекаря они хоронят какую-то госпожу, которая умерла от страшной и очень заразной болезни. Торус с волнением вспомнил, что год назад, возможно эти же санитары, похоронили его маленькую дочурку. Он спросил санитаров, не известно ли им место, где год назад была захоронена новорожденная девочка. Но те заверили, что не хоронили никакой девочки ни год назад, ни два, ни три. И даже если бы это делали другие санитары, то они об этом знали бы наверняка. Торус спросил санитаров, не известно ли им о судьбе больной девочки, которую доставили к придворному лекарю год назад. Но снова санитары заверили, что не было никакой больной девочки. Торус поблагодарил санитаров за сведения и, в глубокой задумчивости, поехал дальше по своим служебным делам. Весь день он пытался понять, как получилось так, что им с женой сообщили, что их маленькая Длама умерла, а санитары сообщили, что никакая девочка не умирала. Что-то тут не так. Кто-то врет! Но зачем врать санитарам? И зачем врать жене придворного лекаря? Как ни силился думать Торус, никакого вразумительного объяснения придумать не удалось. Но у него появилась, пусть и весьма слабая, но все-таки надежда, что Длама жива. Но как сказать об этом Эдире? Бедная женщина и так настрадалась, оплакивая свою дочь, и сейчас бередить едва зажившие раны, не имея достоверных доказательств, пожалуй, не стоило. Особенно, если учесть тот факт, что Эдира снова вынашивает под сердцем ребенка, лишние волнения ей будут ни к чему. И Торус решил, что ничего не скажет Эдире, по крайней мере, пока. Пока не узнает достоверно о судьбе их Дламы.
