Чёткость и реалистичность этого портрета ёмко отличали его от других работ. Андрей был изображён сидящим верхом на простом деревянном стуле, на спинку которого он положил скрещенные руки. Чуть растрёпанные волосы, лёгкая небритость и обаятельная улыбка делали его очень узнаваемым. Его гитара, также прорисованная весьма детально, почему-то была чуть в стороне и при этом в горизонтальном положении, словно висела в воздухе. Волосы были немного длиннее, чем в жизни, и, может быть, из-за этого Андрей с его добрым, тёплым взглядом и лёгкой морщинкой на переносице напомнил ей вдруг Иисуса Христа, каким его рисуют на детских рождественских открытках. В целом увиденное оказалось таким неожиданным, что Снежка ойкнула и уронила ткань, с лёгким шелестом упавшую на пол.
Все обернулись.
– Простите... Я случайно задела... – смущённо сказала она, боясь даже посмотреть на Римму, помня рассказы о её резком характере. Но та лишь спокойно заметила:
– Совсем забыла! Это же я принесла из мастерской специально, чтобы вам показать. Неделю над ним трудилась, только вчера ночью закончила. Ну как?
Андрей медленно пожал плечами. Вадик восхищённо присвистнул:
– Вот это да-а-а! Андрюх... я бы сказал, что ты здесь лучше, чем в жизни! Не обижайся только.
– Глаза какие-то ненормальные! – улыбнулся Андрей. – Как будто я в трансе. А вообще, ты молодец!
– Нравится? – с удовольствием переспросила Римма. – Не зря, значит, я столько над ним сидела. Скучно было без тебя, Гуров, вот и рисовала по памяти.
– Даже без фото? – спросил Вадим недоверчиво.
– А зачем они мне? Я его лицо до последней чёрточки помню!
– Почему гитара-то отдельно? – спросил наконец Андрей.
– Потому что хоть без гитары тебя многие и не представляют, но главное всё же не в ней. А в том, что у тебя чистая и светлая душа. Такие, как ты, приходят на землю с особой миссией. И ты, если бы даже не умел играть, всё равно исполнил бы её.
– И что же это за миссия, интересно?
– Этого мне не дано знать, – покачала головой Римма. – Скорее всего, твоё предназначение людям откроется лишь после твоей смерти.
– Как долго ждать! – рассмеялся он. – И что всего обидней – я-то о нём уже не узнаю! Как же мне быть?
– Просто иди туда, куда тебя ведёт судьба. Свет в тебе есть, много света. Всё остальное станет ясно в своё время.
– Это потому над ним молния сверкает? – осведомился Вадим. – От этого самого света?
– Где молния? – неожиданно встревожилась Римма. – Где, покажи мне?!
– Вот! – пожал он плечами, указывая на нечто вроде светлой тонкой стрелки над головой нарисованного Андрея, направленной остриём прямо в центр темени. Если бы не Вадим, Снежка бы её не заметила, да и Андрей, наверное, тоже. Собственно, это могла быть простая игра света или граница пластов краски. И непонятно, почему Римма так резко отреагировала:
– Тебе показалось! – твёрдо заявила она, вставая. – Никаких молний я не рисовала!
Потом взяла ткань из рук замершей Снежки и поспешно набросила её на картину. Эта торопливость не была похожа на обычные движения Риммы, не вязалась с ними.
– А я ещё хотела посмотреть... – разочарованно произнесла Снежка.
– Потом, потом. Я ещё поправлю кое-что. Сати! – позвала Римма. – Сходи, пожалуйста, наверх, дорогая, и принеси мою сумку.
– Хорошо, – с готовностью кивнула девушка. – А где она у тебя?
– Хороший вопрос! Знала – сама бы принесла.
