Ни одного знакомого лица нет. А потом открывается дверь, и я понимаю, что со своими желаниями нужно быть очень осторожной, потому что искомое мной «знакомое лицо», как раз стоит и держит в руках поднос.
Это Никита. Младший брат Вани. Когда-то…ох, снова это когда-то, но что я могу сделать? Моя жизнь, если так посудить, из «когда-то» и состоит, потому что «после» не было ничего, а то, что было «до» стерто напрочь. Мне оно самой не нужно, нужному не нужна я — вот такая ужасная, пусть и прозаичная тавтология.
Ник смотрит на меня со злостью. Долго. Он, как брат, изображает веселье, но именно «изображает» здесь играет главную роль. Я знаю, что это притворство. Чистой воды фарс. Ник ненавидит меня, наверно, еще сильнее, чем Ваня — и это нормально. Так поступает семья. Близкие люди зачастую действительно острее переносят, когда их родных обижают. А можно ли считать «обидой» то, что сделала я? Это ведь гораздо... ГОРАЗДО хуже. Так что и отношение его ГОРАЗДО хуже обычной ненависти.
- Ну привет, принцесса, - тянет ядовито и заходит в комнату, как хозяин.
Хотя почему «как»? Он и есть хозяин, это я здесь гость. Точнее пленница.
Поднос со звоном опускается на письменный столик, но я ничего не решаюсь сказать. Я не могу! Так молча и жмусь к стеночке, хмуря бровки.
Наверно, он тоже не против врезать мне пару сотен раз. Врежет ли? Мне к этому готовиться? Пока вместо прямой агрессии я слышу только пассивную.
- Даже не поздороваешься? Видимо, забыла, что такое манеры, да? Ну…я не удивлён. Чего ожидать от главной тусовщицы Москвы?
Он…знает?
Я тут же густо краснею, опускаю глаза и слышу смешок, так похожий на Ванин.
- Знаешь…я ведь теперь учусь в элитной школе и…забавно вот что. Твой папаша дохера бабла отвалил, чтобы обелить твою репутацию, но твое имя, Василиса, до сих пор имя нарицательное. Есть даже фраза: нанюхаться, как Синица. Догадываешься, что она значит?
Догадываюсь.
Резко мне на плечи начинают давить все те ошибки, что я совершила, вместе со жгучим стыдом, что заставляет легкие гореть.
Боже.
Мне впервые в жизни настолько стыдно. Ведь это значит…что Ваня тоже все обо мне знает…он знает…кем теперь считает меня? Представить несложно, но больно.
И я это заслужила.
За все надо платить…
Дзинь!
Никита снимает шарообразную крышку с подноса, и на звук я реагирую моментально, но скорее неосознанно. Смотрю. А на подносе…
Фу, меня сейчас стошнит!
Когда я была совсем маленькой, то подхватила какую-то кишечную инфекцию, поэтому меня достаточно долго разрешено было кормить исключительно овсянкой. Я ее теперь ненавижу: и вид мерзкий, липкий, и запах какого-то сладковато-жженого хлеба, а вкус? От одной мысли запихнуть ложку с кашей в рот, вызывает мощный рвотный рефлекс.
Вот как сейчас, когда я на нее смотрю. Приходится аж прижать ладошку к губам, и Нику реакция нравится.
Он смеется, смакует, наслаждается.
А я не могу дышать.
Конечно, не из-за удара физического, скорее от эмоциональных встрясок.
- Что здесь происходит?!
Голос Вани гремит со стороны порога. Мы резко смотрим на него, а я невольно подмечаю, что день ему все же больше к лицу.
Ваня почти такой же, как прежде, только взрослее. И серьезнее. Но он не тот.
Меня касается лишь мимолетно, слегка морщится, потом фиксируется на Никите.
- Ты что здесь забыл, малой?
- Да…принес нашей гостье завтрак.
Жмет плечами.
Ваня с сарказмом переводит внимание на тарелку. Хмыкает.
