Николай Сергеевич от всей этой безудержной погони стоял в стороне как бы в гордом одиночестве, без друзей и соратников, не считая товарищей по оружию в прошедшей войне. Бобров, конечно, видел, что даже дочери уже не разделяли его устаревших воззрений, называя его снисходительно старомодным, стоящим в идейном развитии на одном месте. Иногда Наташа пыталась раскрыть отцу глаза, что он безнадёжно отстаёт от времени…
– Преступно подвергать ревизии мораль и порядочность! – сердито возражал Бобров. – Надо решительно осуждать приспособленцев, подхалимов, разоблачать казнокрадов и взяточников, – твердил он одно и то же.
– Ах, папа, кто сейчас борется? Да единицы вроде тебя! Наше время выдвигает новых людей, со свежими идеями, людей, способных перевооружать промышленность новой техникой, пора ломать устоявшиеся стереотипы, мешающие движению вперёд. Я не думаю, что они менее порядочны, чем ваше поколение.
– Наташа, мы давно это делаем. И всё равно наряду с умными спецами, проныривают с партийными билетами хапуги и стяжатели. В партию открыли ворота всем проходимцам и ловкачам, вот они погубят наше дело. Пора бы за метлу браться…
– Папа, сколько было чисток, тебе это хорошо известно. Надо систему менять. Ведь под метлу могут попасть как раз талантливые люди с новыми идеями, скажем, смелые покажутся нахрапистыми…
Этот разговор Бобров припомнил, когда ехал домой в служебной машине. Он никогда не думал, что Наташа была склонна к поучениям. И кого? Его, отца! Людмила совсем другая, она никогда не осуждала его взглядов, никогда не старалась подправлять его убеждения применительно к сложившейся обстановке в обществе. Но теперь она уехала в соседнюю область и там скоро выйдет замуж. Словом, впереди их семью ожидали сплошные перемены…
С такими ощущениями Николай Сергеевич и вошёл в квартиру. По короткому взгляду на дочь Бобров тотчас сообразил, что Наташа, похоже, его ждала. В её голубоватых, как у него, глазах сейчас проявилось нетерпение: скорее узнать, понравилась ли ему Анна. Осознание этого несказанно его обрадовало, и приподнятое настроение отца мгновенно передалось дочери, поскольку как никогда он хотел её видеть.
– Что, папа, ты побывал в нашей школе? – спросила пытливо она, простодушно глядя на отца, чтобы завязать разговор. Ей было весьма приятно смотреть на него ещё и потому, что сегодня у отца ясный взгляд, а это говорило о том, что он совершенно трезв.
– Заезжал проездом, – нарочито вялым тоном ответил Бобров. Однако немного тушуясь под пристальным взглядом дочери, которая ненароком могла подумать, будто его потянуло в школу по её не такому уж невинному наущению. – С директором обговорили предстоящий текущий ремонт. Поможем вашим худосочным шефам, – скупо прибавил он.
– Давно пора! – ему показалось, будто Наташа имела в виду не ремонт школы, а знакомство с Шелковой.
– По-моему, я видел ту учительницу, о которой ты однажды мне говорила, – не глядя на дочь, насупив брови, обмолвился Бобров и спросил, слегка краснея: – Так почему же она одна?
Наташе показалось, что отец спросил с каким-то внутренним недовольством, точно она была виновата в том, что Анна Севостьяновна до сих пор незамужем, а раз так, то значит, тут скрывается какая-то загадка.
– Анна Севостьяновна вовсе не одна, у неё уже большая дочь. В молодости ей просто не повезло, ошиблась в человеке.
– Ты это сама слыхала от неё или судишь с чьих-то слов?
