Никто не спорит, моя прабабушка и правда была… необычной. Она всегда одевалась как зимой, куталась в шарфы и пальто даже в августовскую жару, когда горячий воздух поднимался с тротуара, и, хоть одежда ее была довольно потрепанной, обувь она всегда носила новую. Кроме того, тетя Анна странно двигалась – нервно, резковато, будто боясь, что кто-то за ней следит. Когда она приходила к нам в гости, у меня появлялось ощущение, что это она за нами следит и делает про себя заметки. Тетя Анна мало говорила, но время от времени улыбалась чему-то сказанному другими. Печальная у нее была улыбка, скорее воспоминание улыбки.
Может, поэтому родители как-то спорили о том, стоит ли приглашать тетю Анну на День благодарения.
– Зачем мы всегда ее зовем? Она только и делает, что молча сидит в углу, – проворчала мама.
– Ей девяносто семь лет, Валери. Чего ты от нее хочешь? – ответил папа.
– Она странная, Джон.
Папа повысил голос, что происходило крайне редко:
– Она часть семьи!
Поэтому тетя Анна пришла в том году и на День благодарения, и на Рождество. Она всегда приносила нам с Гриффином маленькие безделушки, дешевые подарки вроде блестящего резинового мячика, который можно купить в автомате любого продуктового магазина, или фигурки, явно извлеченные из «Хэппи Мила». Тетя Анна вручала их так, будто это были рубины. Обычно к таким подаркам прилагалась книга из ее собственной пыльной библиотеки. Хотя мы зачастую не понимали эти книги – «Одиссею», «Великого Гэтсби», «Взлет и падение великих держав», – именно тетя Анна познакомила меня с «Таинственным садом», который я перечитала как минимум двенадцать раз.
Еще она подарила мне дневник от Hello Kitty. Наверное, подарок на Рождество – я помню, что сидела на полу в гостиной, а за мной стояла сияющая елка. Дневник был без обертки. Тетя Анна просто вытащила его из сумочки и протянула мне.
– Для твоих… – сказала она, изображая, будто делает записи.
– Спасибо, – ответила я, открыла дневник и пролистала несколько бледно-розовых разлинованных страниц, физически чувствуя, как прабабушка за мной наблюдает.
Мне очень нравился тот дневник – не из-за мультяшной обложки, а потому что у него был замок с ключиком, который я хранила в ящике с носками. Именно в этом дневнике я написала свой первый «роман» – историю о лошади по имени Болтушка Брук. Тем летом, когда мы ездили в Палм-Бич к бабушке с дедушкой, я случайно забыла дневник в отеле и рыдала всю дорогу, пока мы пересекали два штата.
Да, она была странной, эта тетя Анна, даже причудливой, но барахольщицей я бы ее не назвала. Мне она нравилась – может, как раз потому, что она была такой странной.
– Земля вызывает Джесс.
У мамы в руках очередная коробка. Через щель в крышке видно, что внутри лежат одиночные треснутые фарфоровые чашки, которые подошли бы для воображаемого чаепития с плюшевыми зверушками, хотя детей у тети Анны и дяди Генри не было. Дядя умер задолго до моего рождения.
Мама выпрямляет спину и потягивается.
– Там сундук. Думаю, заработаем мы грыжу или нет, если попытаемся его поднять.
А это уже интересно. Тут же представив старинный ящик с «Титаника», я подбегаю к маме и вижу именно то, о чем подумала. У задней стены чердака, в тени карниза, стоит прекрасный деревянный сундук с кожаной обивкой, потертый, серо-зеленого цвета. Кожа на нем уже начала разлагаться, полотно, покрывающее сундук, местами порвано, но очевидно, что когда-то это была роскошная вещь.
