– Спасибо, – она поёжилась, но шали не взяла.
– Ты дрожишь, – сказала я.
Она кивнула.
– Мне страшно.
– Ты говорила. Боишься матери и отчима.
– Да. Они могут прийти сюда и забрать меня. А я не хочу идти с ними, – девочка подняла на меня свои огромные глаза, в которых читалась мольба, и спросила. – Можно я останусь с вами?
Стоп. Так дальше нельзя. Я вдруг вспомнила о принципах своей работы, которые уже несколько раз злостно нарушила благодаря внезапному появлению этой девочки. Но теперь пора возвращаться к реальности. Иначе я рискую остаться здесь надолго.
– Как твоё имя? – спросила я.
– Есения, – тихо сказала она и отвела в сторону взгляд. – Мне оно не нравится.
– Чем оно тебе не нравится?
– Некрасивое! И глупое! Так меня мама назвала. Я не хочу, чтобы у меня было её имя!
Она говорила это зло, бросая слова отрывисто, словно ругательства. Лицо её при этом выдавало гримасы, свидетельствующие вовсе не о страхе, а скорее, о другом чувстве, испытываемом ею. Глядя на такую реакцию, я бы предположила, что она ненавидит свою мать.
– Какое имя ты бы себе хотела? – спросила я.
– Не знаю… Может быть, Алина.
– Алина?
– Хотя бы так. Мне кажется, оно лучше звучит. Или… – она задумалась на мгновение, а потом выпалила. – Нет, пусть будет Есения!
– И так, я могу обращаться к тебе по имени – Есения? – уточнила я.
– Да, можете.
– Тогда скажи, Есения, что произошло? Ты ведь не просто так оказалась здесь.
– Я убежала от мамы, – быстро сказала она. – Я не могу больше с ней жить. Это невозможно!
– Что именно?
– Она меня бьёт! Унижает!.. Оскорбляет!.. Она… – Есения судорожно сглотнула. – Вы даже не представляете, что она делает!
– Нет, не представляю. Ты можешь об этом рассказать?
– Могу. Но не всё. Если она узнает, то убьёт меня.
Огромные глаза, бегающие из стороны в сторону. Руки, без конца теребящие подол платья. Она – один сплошной нерв, оголённый до предела. При этом выглядит Есения весьма прилично. На ней чистая, опрятная одежда, приобретённая явно не на рыночном развале. Красивые лакированные сапожки. Волосы растрёпаны, но это могло быть делом её рук. Кстати, руки у неё белые с изящным перламутровым маникюром. В ушах – серьги в виде звёздочек. И в целом она производит впечатление достаточно обеспеченной и ухоженной девочки.
Мне не раз приходилось наблюдать подобное. Именно в таких, внешне благополучных семьях, чаще всего случаются подобные трагедии. Сколько я видела успешных, наделённых всеми благами цивилизации и отнюдь не обделённых интеллектом родителей, у которых дети выглядели словно затравленные звери. С огнём, горящим в испуганных глазах, смотрели они на этот мир, казавшийся им чересчур жестоким и нетерпимым к ним. Они не желали мириться с этим. Убегали из дома, воровали, затевали драки, и могли натворить всё, что угодно, лишь бы доказать своим мучителям, на что они могут быть способны. Только таким способом удавалось хотя бы на короткое время привлечь и удержать их внимание, ставшее драгоценным даром. Неважно, что могло последовать за этим. Побои, наказания, домашние аресты – они готовы всё стерпеть, лишь бы снова не остаться в тени. Лишь бы ощутить прикосновение близкого человека, утраченного давным-давно. Именно это зовётся зависимостью. И боль её страшна.
– Как ты узнала обо мне? – задала я вопрос, который задавала до неё всем своим клиентам. Пока насчёт Есении я не была уверена, что могу и её своей клиенткой назвать. Я не люблю работать с подростками. Они почти всегда убегают. Сначала от своих матерей, потом – от меня. Не выдерживают. Потому что всегда – одно и то же. По крайней мере, в их сознании. И тогда возвращаются к себе, чтобы снова почувствовать себя значимым. Пусть ненадолго. Психотерапевтов может быть много. Родная мать – одна. Её никто не заменит.
