– Оставим этот дом, он все равно нежилой и никогда не будет нашим. Бежим за колесом! – с жаром произнес Восток и, ухватив сестру за руку, настойчиво потянул ее к выходу.
Она вздрогнула.
– Я боюсь.
– Не бойся, я с тобой. Вместе мы не пропадем и сумеем догнать колесо. Иначе им может завладеть Гнус, и тогда…
– Тогда уже ничего нельзя будет исправить, – вздохнула Весна и с грустью посмотрела в глаза брата, в которых сверкал яркий огонь.
– Надо бежать! – с той же уверенностью повторил он.
– Но куда?
– Весна начинается на востоке. Надо спуститься с восточного склона, по которому мы сюда пришли. Солнце нам будет в помощь.
И Весна послушно пошла вслед за Востоком, оставив позади себя пустоту дома с бешено двигавшимися стрелками часов и компаса на запыленном столе. Они встали на самом краю вершины и посмотрели вниз на крутой склон, по которому им суждено начать долгий путь, полный трудностей и неизвестности. Солнце светило им прямо в глаза холодным неприветливым светом.
Гнус проснулся в благодушном настроении. Потянувшись на полу, послужившем ему постелью, он бросил взгляд окно. Солнце, пробивавшееся сквозь плотные занавески, возвестило ему о наступившем рассвете. Яркий свет вызвал недовольство в темной душе старика, он сморщил и без того морщинистый лоб и, что-то вспомнив, быстро вскочил на ноги. То, что он увидел, а точнее не увидел, вызвало в нем еще больший гнев.
– Где эти мерзкие дети? – прохрипел он, глядя на пустой коврик на полу возле двери. – Сбежали!
Он бросился к двери, – она оказалась запертой. Тогда Гнус принялся метаться как затравленный зверь, не находя выхода своей злости, пока наконец не остановился перед большим зеркалом в темной раме, перед которым все еще тускло горела свеча.
Он опустился на колени и стал всматриваться в холодную темную гладь, что-то ища в ней, а потом гнусаво заговорил:
– Где ты, мерзкий, подлый Глад?
Ты меня увидеть рад?
От меня не прячь лица,
Негодяя, подлеца.
Покажись, коль ты не трус.
– С добрым утром! Здесь я, Гнус, – приветливо ответило зеркало сладким голосом.
Пламя свечи, отраженное в зеркале, дрогнуло, и на его месте показалось заспанное лицо Глада, которое при виде хозяина приобрело самое миролюбивое и благообразное выражение.
Однако Гнус не спешил разделить с ним радость.
– Где эти маленькие твари? – прорычал он, и морщины на его сухом сером лице густо собрались, как складки на пасти разъяренного хищника.
Это навело страх на зеркального гостя, но, овладев собой, он принялся быстро моргать глазами и самым невинным взглядом показывать свое полное недоумение.
– К-ка-какие такие… т-твари?
– Дети! Тупица!
– Ах, дети… Они же спят спокойно…
Тут Глад по свирепому виду хозяина понял, что такое объяснение его не спасет.
– Это ты их выпустил, гадкий Глад?
– Я… мне…
– Молчать! Отвечай, а то я убью тебя. Ты с ними в сговоре?.
– Ну что ты, господин…
– Молчать! Ты должен был их стеречь. А ты что делал?
– Я и не…
– Молчать! Ты им помог бежать, пока я спал. Я тебя…
Гнус размахнулся. Глад зажмурился и пролепетал:
– Я глаз не сомкнул, я стерег, я… я…
Тут терпение Гнуса лопнуло, жажда расправы выплеснулась через край. Со словами: «Ты более ничтожен, чем я!» – он схватил схватил с чурбака подсвечник со свечой и со всей силой запустил в обидчика. Зеркало с болезненным звоном треснуло, оставив густую паутину едва уцелевших осколков, и Глад исчез навсегда.
Через минуту Гнус был уже за дверью, выходящую на Темную улицу. Кутаясь в черные лохмотья и косо глядя на восходящее солнце, он глухо пробормотал:
