Рассказы Иванова-Петрова - страница 13

Оказывается, я поступил крайне неэтично. Бульдозерист доходчиво и подробно объяснил мне, что меня, человека совершенно незнакомого, мой хозяин подобрал на улице, пустил к себе жить, обращался по-родственному я же, московская погань, его неправедно засудил. Силясь уяснить сложные для меня этические правила (в этике я как-то традиционно не силен), я с надеждой спросил – кто же, по мнению крепко державшего меня бульдозериста, победил в имевшей место маленькой схватке? «Конечно, я, – гласил уверенный ответ. – Этот слизняк и враль никогда бы не смог даже шелохнуть мою мощную руку» (демонстрация руки прилагалась). «Но ты, – продолжал он, – как человек, осыпанный благодеяниями хозяина дома, должен был присудить победу ему». Тогда мой учитель этики, бульдозерист, должен был бы меня побить за ошибочное судейство, но это были бы сущие пустяки, потому что теперь он меня будет учить быть благодарным людям, а это гораздо больнее.

Я попытался высказать мысль, что за такую ошибку меня должен наказывать сам хозяин – вот если б я причинил своим судейством вред бульдозеристу, то бил бы меня, без сомнения, именно он, а в имевшем место случае, когда я, как только что было доказано, причинил своей неблагодарностью вред хозяину, бульдозерист должен немедленно пойти в дом, отыскать там женящегося хозяина и привести расправиться со мной, а отнюдь не сам… Но бульдозерист был тонким знатоком этики и резонно возразил мне, что хозяин не может сам вступаться за собственную честь в этом деликатном случае, это ему западло, и что именно в случае такого вот как бы правильного, но глубоко лживого судейства меня должны наказывать не сам хозяин, но именно друзья хозяина.

С этими словами поборник чести вывел меня во дворик, прислонил к новенькой кирпичной стенке и замахнулся. Это было зрелище величественное и чудовищное, но я все испортил, успев уклониться. Бульдозерист едва не проломил стену, после чего потерял интерес к окружающему и пошел бродить по засаженному хиленькими яблоньками дворику, баюкая руку и что-то тихо причитая.

Я попробовал пробраться в дом, в тепло, но там уже женились все. Невеста явно запуталась, кто здесь жених, поскольку мой хозяин спал в углу. Послушав слаженный концерт из шума веселой компании и стонов бульдозериста, я отправился наружу, прихватив ломоть хлеба, и бродил до утра по темным лугам – лечь не было никакой возможности. Ночи уж очень холодные.

Наутро я вернулся, застав одинокого мрачного хозяина, сосредоточенно собиравшего бутылки. Я не посмел приставать с вопросами к человеку, у которого, кажется, были какие-то личные проблемы. Лишь на следующий день тайна слегка приоткрылась – хозяин буркнул, что все бабы – дряни, а он слишком умный и достаточный мужик, чтобы связываться с такими. И вообще, женитьба – дело серьезное, это же, москвич, можешь ли понять – это ж на всю жизнь, тут спешить нельзя.

Через несколько дней я уехал. Хозяин попрощался со мной весьма запоминающимся образом, но это все же другая история.

Что же до деталей правильного поведения в неоднозначных ситуациях, преподанных мне бульдозеристом, то я бы назвал это кодексом джентльмена.

2004

В начале 1980-х годов, возвращаясь с экспедиции на Кунашир, я застрял в городе Южно-Сахалинске без крова над головой и средств к существованию. Самым ценным моим достоянием был билет на самолет, который должен был через полторы недели унести меня на материк, а потом дальше, дальше на запад. Запад – это было очень определенное и значимое направление. В Москве значимым направлением является юг – часто, разговаривая с кем-нибудь, слышишь: «Скоро на юг…», «Возьму отпуск и мотану на юг», «Мои сейчас на юге»… Начиная с Хабаровска все направления сменяет запад. Человек приехал из Киева, Ленинграда, Москвы, Харькова, Свердловска, Красноярска, даже из Одессы – никого не впечатляет эта мелкая местная разница, обо всех говорят – с запада, на запад…