– Будешь еще? Нет, ну скажи – будешь?
Он выругался и, схватив в охапку, резким движением переставил ее на полшага в сторону.
– Ты что?! Ноги-то не казенные!..
Ева едва не упала.
– Дурак! Куда скажу, туда и пойдешь! Понял?!
Отвернулась, готовая заплакать. Дурак! Мясо! Бычина!.. Несколько секунд слушала его недовольное сопение. Приласкает? Не приласкает? Баран!.. Самого бы тебя на шашлык!.. Ну что с ним делать?
– Ладно, что ж, – вздохнула она. – Я тебя прощаю…
Мурик все еще сопел.
– Ну, ладно тебе, ладно… Хочешь?.. уж так и быть… к тебе заедем? Хочешь? На.
И подставила губы.
А потом весело крикнула от дверей:
– Мамулечка! Мамуленочка! Закрывайся! Мы уплыли!
Как обычно, она настояла на своем, и теперь пыталась немного подсластить пилюлю: держа его под руку, говорила на ходу низким подрагивающим голосом:
– Ты меня снова замучил, маньяк. Тебе гарем нужен. Я сейчас с голоду умру.
Над домами уже колыхались серо-синие сумерки, душные, как бильярдная. Ева и в самом деле еще чувствовала сладкую слабость, заставлявшую безвольно клониться к нему.
– Людоед. Туземец. Пятница. Папуас чертов. Только дырок в ушах не хватает. Нет, нет. Ты хуже дикаря. Павиан. Орангутанг. Зверюга… Сколько раз я тебе говорила – сними эту дурацкую цепь.
– Вот опять за рыбу деньги… – пробасил он. – Далось тебе. Все наши носят – и ничего. Голда – она и есть голда. Подумаешь. Протвиновские пацаны все носят. Ты ж с протвиновским ходишь? – все, не выступай за голду.
– Не выступай за голду. Ужас. Давай, давай. Носи свою голду. Еще денег наработаешь – другую тебе купим. Как у попа. С крестом. Дикарь, дикарь. Дикарина невоспитанный.
Прильнула к тяжелому размашистому телу и что-то промурлыкала.
– Что?
– Наклонись, говорю! – И прошептала в самое ухо: – Павианище ты мой любимый!
– Ну ладно, ладно… Люди кругом.
– А что мне люди?
И с вызовом оглядела низкорослого метрдотеля, в ту самую секунду мелко выбежавшего навстречу из полумрака ресторанного зала.
– Добрый вечер! – воскликнул метрдотель. – Пожалуйста!
Из-за того, что он говорил с сильным акцентом, получилось: «Дъёобры фетче! Пизалусьтя!»
Ева хихикнула.
– Да чего ты… – прогудел Мурик. – Иностранец, понятное дело.
– Ой, прикольно. Тут что же, всего один столик?
– Как видишь, – ответил он, озираясь. – Один, да.
– Хай класс, – сказала она и добавила с удовлетворением: – Уж это точно влетит в копеечку…
Мурик неопределенно хмыкнул.
Во влажной темноте зала могло показаться, что дальней стены попросту нет, а пространство обрывается в текучее шевеление негромко шумящей реки, – там густились мокрые заросли, журчала вода, что-то незримо плескалось и хлюпало у корней.
– Бр-р-р-р! – Ева передернула плечами. – Ну, узкопленочные наворотили джунглей… Змей-то нет?
– Как же, как же! – всполошился метр. – Как же нет! Пожалуйста! Вареная змея хунцу, жареная змея хунцыг. Хунцани-хунган – змея, глотающая теленка. Пожалуйста! Все в меню! Прошу вас.
Между тем на маленькой эстраде появились музыканты. Один держал в руках плоскую коробку с тремя короткими грифами, на которых поблескивали струны, другой прижимал к губам нечто духовое: несколько разносортных гнутых трубок, расходящихся от одного мундштука. Третий был обвешан мелкими барабанами, в совокупности похожими на виноградную гроздь.
– Хуйцу-хуйган… – пробормотал Мурик, раскрыв меню и время от времени недоверчиво озирая щупленького официанта, как будто прикидывая, какой подлянки ждать. – Черт-те чем кормят, сволочи. Нужно было в «Бочку» ехать… Водка есть?
