Официант закивал, залопотал, радостно улыбаясь. У этого с русским и вовсе дело было швах.
– М-да… – Мурик зачем-то вынул из керамической вазочки хризантему, понюхал и брезгливо вернул на место.
– Ой, а мне нравится! – сказала Ева. – Смотри! Red sun – триста, blue sun – триста пятьдесят!
– Это что? – спросил Мурик, с натугой всматриваясь в непонятные слова.
– Я же говорю – ты папуас. Нельзя быть таким папуасом! Red sun – красное солнце, blue sun – синее.
– Тихо, тихо… А цены-то у них в зеленых?
– Спрашиваешь!!! – ликующе воскликнула Ева. – Это тебе не «Бочка»! Сюда с полтинником не суйся!
– А это что, солнца-то эти? – недоумевал Мурик. – Блины, что ли?..
Ева фыркнула.
– Блины! Деревенщина! Наверняка не блины, а что-то экзотическое. Помнишь, в тайском ресторане? Луч с вершины горы – помнишь? Такая огромная тарелка с этим, как его… Ой, а вот еще Last sea look! Поэзия!
– А это что? Пы… кор… – водил Мурик пальцем. – Двести сорок. Ни фига себе. Что за пыкор? Это не по-английски, – уверенно сказал он (Ева пожала плечами, нехотя соглашаясь). – Хоть бы картинки нарисовали. Лу… ко… кук. Какой-то лукокук. Двести двадцать. С луком, что ли?.. Му… мо-он, – выговорил Мурик. – Ё-моё! Полторы косых этот мумоон. Да они озверели! Это из чего – мумоон-то этот?
– Где? Да не мумоон никакой. My moon! Опечатка. Должно быть отдельно – my moon. Моя луна, короче. Ой, как мне нравится! You are my mo-o-o-on!.. – напела она и восхищенно подтвердила: – Полторы косых! С ума сойти! Ой, Мурочка, можно, я буду эту луну? Ну, пожалуйста!
Мурик крякнул.
– Да ради бога, кукленочек, – сдержанно сказал он. – Луну так луну. А мне чего?
– Ты тоже можешь луну, – великодушно предложила Ева. – Хочешь?
– Луну? – он пожал плечами. – Нет, ну а что это?
– Не знаю. Какая разница! Не бойся, за полторы косых плохого не дадут. Их бы уже всех постреляли, если б за такие бабки вермишель лопать. А, кисик?
– Это точно, – хмуро согласился Мурик. – Гм… Да ну ее. Мне бы мясца какого… рыбки там… Водочки.
– Ну и пожалуйста! А я – луну! You are my moon! my gold fantastic mo-o-o-o-on! – дразнясь, пропела она, а затем обратилась к официанту: – Скажите, вот у вас тут в меню. My moon, что ли. Что это?
– Маймун, маймун. Обед из яня, – пояснил официант, восторженно улыбаясь и кивая. – Маненьки обед из яня.
– Из какого еще яня? – хмуро спросил Мурик. – Что за обед?
– Маймун, маймун, – терпеливо толковал официант. Он показал руками что-то в размер средней щуки. – Обед из яня, понимать? Маймун. Эге?
– Что это?
– Такая маненька плохая селовека, – улыбка становилась все шире. – На деревня. Понимать?
– Маленький человек из деревни, – с натугой перевел Мурик. – Колхозник, что ли? Нет, я не буду.
– Нета, нета, не селовека, а такой прыг-прыг по деревня, – официант просто выходил из себя. – Прыг, прыг. Обед из яня! – он задрал руку и вдруг безобразно почесался, ухая и качаясь. – Понимать?
– Обезьяна! – ахнула Ева, прикладывая ладони к щекам.
– Да, да! – обрадовался тот. – Понимать! Обед из яня!
– Вареная, что ли? – скривился Мурик и сказал твердо: – Нет, все равно не буду. Я лучше рыбки какой…
– Полторы тысячи, – задумчиво проговорила Ева. – За такие-то деньги… Это тебе не антрекот.
– Это отлисно! Отлисно! – толковал официант. Глаза его блестели. – Это кусали наши сали! Понимать? Это для осень! для осень вазных людей! Целебно!
Он замолчал, с восторженной надеждой переводя взгляд с одного на другого и так переминаясь, словно готовился к бегу.
