– Святая Моника! Вы с Мерседес так похожи друг на друга. Не покинь её, прошу тебя! Она так нужна своим детям и внукам. И мне, мне тоже, конечно. Помоги ей, я умоляю тебя!
Доктор Хулио Мартинез, врач-онколог единственной в Санта-Монике и её окрестностях больницы привык, что пациенты и их родственники молятся. «Слава богу!» – сообщения об удачно прошедшей операции или хороших анализах из лаборатории чаше всего встречались именно этой фразой. «Богу? – каждый раз с усмешкой думал Мартинез. – Как же, как же, именно ему».
Мартинеза задевало, что работа медсестёр, санитаров и его личная, при подобной оценке результатов, не учитывалась. Шесть лет в университете Барселоны, лучшем в Испании, пять на последипломной резидентуре в Севилье, восемь лет практики в Санта-Монике – тоже ничего не значили. Как и закупленная на сотни тысяч евро аппаратура, благодаря которой больница, располагаясь в небольшом андалузском городке, могла проводить операции столичной сложности. А лекарства, чьи химические формулы длиннее любого псалма, эффект очевиднее, чем от любой молитвы, читай ты их без остановки со времён Авиценны до наших дней. Как насчёт них?
Нет же: «слава богу»!
Хотя… Если кто-то и принимал участие во вчерашней операции – вместе с ним, доктором Мартинезом – то тоже потрудился на славу! В случае бедной синьоры Молины они оба вряд ли могли сделать большее – помогай им в этом хоть вся небесная армия с полным медицинским корпусом королевства в придачу.
Примерно это и сообщил доктор Мартинез синьору Адриану Молине, лучшему юристу и адвокату Санта-Моники, одному из её самых уважаемых граждан. В этот момент он горячо молился за здоровье своей жены в больничной капелле.
– Увы, дон Адриан, – признался врач, – мы можем лишь продлить ей жизнь на год-другой. И это самый оптимистичный прогноз. Я консультировался с коллегами в Севилье и Мадриде. Есть препараты, замедляющие процесс, но это всё, на что можно рассчитывать. Причём стоить это будет…
Мартинез не договорил фразу. Он показал Молине заранее выписанный рецепт, на обороте которого был написана цифра. Увидев её Молина вздохнул, насупил брови и закусил губу. Простояв так секунды три, он решительно произнёс:
– Хорошо! Мы постараемся потянуть.
– Боюсь, вы не поняли, синьор, – уточнил врач. – Это за неделю.
Рука Молины, державшая бумажку с рецептом, дрогнула. Вновь закушенная губа побелела. Адвокат шумно втянул носом воздух, в попытке справиться с накатившей на него волной паники.
– Как же так… Мы думали, это просто приступ. С ней уже такое бывало. Темнело в глазах, становилось плохо, но… Вы уверены? Это не может быть ошибкой?
Врач раскрыл папку с бумагами.
– Вот анализы, которые пришли из Севильи. Выводы по ним полностью совпадают с нашими, и, простите, слишком однозначны. Кстати… О том, что у доньи Мерседес потемнело в глазах. Я вынужден огорчить вас и здесь. К сожалению, это навсегда.
– Что вы имеете в виду?
