Иосиф (подымаясь). А, вот в чем дело! Эта вещь очень дорого стоит! (Лаура стоит, схватившись за голову.) Не расстраивайтесь так, я вам все-все возмещу!
Лаура. Безмозглый варвар! Это невозможно возместить! Твоя жизнь не стоит этой вещи!
Иосиф. Нет уж, простите. Боюсь, что это вы чего-то не понимаете. Кусок камня не может быть дороже человека.
Лаура. Кусок камня! Чему тебя учит твой синьор, если для тебя шедевры искусства – куски камня! Это Джулио Романо! Таких миниатюр во всем мире всего десять… было до сегодняшнего дня! И как это тебя угораздило! Ладно, не стой здесь, иди!
Иосиф. Я хотел бы вам чем-нибудь помочь!
Лаура. Ну чем ты можешь помочь, дурачок несчастный? Ах, мой муж с ума сойдет, когда узнает!
Иосиф. Сойдет с ума? Но этого нельзя допустить! Дайте ее мне! Мы найдем самого лучшего мастера – он склеит все кусочки и сделает из такого же мрамора точную копию!
Лаура. Нет! С ним говорить бесполезно! Ну не может, понимаешь, никак не может копия стать бессмертным шедевром великого скульптора!
Иосиф (ласково, как с больным). Синьора! Я уже больше года живу в этом городе, битком набитом бессмертными шедеврами и смертными людьми! И я видел множество шедевров, сделанных на заказ! Но ни вы, ни император, ни папа римский не сделаете на заказ человека! И даже с самого последнего, с самого ничтожного в ваших глазах никто не возьмется делать копию! А с этой штуки возьмутся, я вам обещаю!
Лаура. Хорошо, попробуй! Может быть, граф не сразу заметит!.. Иди, ищи ловкача, который вдохнет в камень душу великого Джулио!
Иосиф (собирая обломки). А давно он умер?
Лаура. В начале шестнадцатого столетия!
Иосиф. Ну, если его душа все это время помещалась здесь, – я рад, что выпустил ее на свободу! (Уходит.)
Шлойма в Грузии. Шлойма и два ученых-талмудиста.
Шлойма. Нет, к этому невозможно привыкнуть. Во сне или наяву, но я попал в рай! Я бы подумал, что эти плоды из чистого золота, если бы не их дивный запах! А воздух, этот воздух! Кажется, вдохнешь – полетишь!
Старик. Дыши, дорогой, дыши! Нам для гостя воздуха не жалко!
Шлойма. И вы всегда здесь жили?
Старик. Ну конечно, не всегда. Если судить по книгам – и двух тысяч лет не будет!
Шлойма (опасливо). А как соседи? Они вас обижали?
Старик. Зачем нас обижать, дорогой? Ведь мы же никого не обижаем!
Шлойма. Нет, если бы я не видел этого своими глазами, я бы ни за что не поверил! (Подходит Молодой.)
Молодой. Опять ты чему-то не веришь! Смотри, какой недоверчивый! А мы вот сразу поверили, что твой учитель совершал чудеса, а сам ты добрый и честный человек. (Обнимает его. К старику) Знаешь, отец, когда мы встретились в порту, он ни за что не хотел верить, что я еврей!
Шлойма. Я и сейчас верю с трудом! Ты и все твои родные – вы такие здоровые, статные, спокойные, неторопливые, у евреев все должно быть наоборот!
Старик. Нет, у евреев все должно быть, как у нас! Это вы в Европе сами себя так изуродовали! Слишком умными быть хотели!
Молодой. Слушай, Шлойма, а что если ты останешься у нас навсегда? Ты так всем полюбился, жалко отпускать тебя опять на Север – в этот холод и голод! Оставайся! Построим тебе дом, выпишешь сюда семью! Пусть твои дети растут такими же, как наши!
Шлойма. Спасибо тебе, спасибо! Вот видишь, неправы те, кто говорит, что от хорошей жизни люди делаются безразличными к несчастьям других! Ты и твой отец так добры, и все, кого я здесь встретил, тоже!
