Рассказы озера Леман - страница 19

И тут Алекс понял, что ему делать. Он встал, оделся потеплее, ночи уже по-настоящему холодные. Сунул снотворное в карман, а заодно прихватил маленькую бутылочку воды – надо же будет чем-то запить таблетки. Тщательно запер дверь дома. Вывел машину из гаража, выехал за ворота. Остановился. Запер ворота. Постоял несколько минут молча, снова сел за руль, выехал из города и на перекрестке свернул в сторону указателя, на котором было написано «Таннэ».

Лето 2003 года оказалось необычным и для Женевы, и для меня.

В июне после окончания занятий в университете я устроилась официанткой в небольшой ресторанчик, располагавшийся на берегу озера. Мне повезло. Студентам в Женеве не так легко найти работу на время каникул. Кто-то просто хочет заработать карманные деньги, а кому-то, как и мне, без этого просто не продержаться долгие месяцы учебы. Родители, жившие в Москве, как могли помогали мне. Но хотя и отец, и мать неплохо зарабатывали, они отнюдь не были из разряда «новых русских».

Перспектива протрубить несколько месяцев официанткой вместо того, чтобы проваляться с книжками на подмосковной даче, меня не слишком-то радовала. Но я утешала себя тем, что работа в ресторане принесет новые впечатления и ощущения, которые я тогда старательно копила, лелея надежду заделаться когда-нибудь писательницей.

Неказистое сооружение, гордо именовавшееся рестораном, было больше похоже на обычное летнее кафе с террасой, на которой размещалось с десяток столиков под разноцветными зонтиками. Немало подобных заведений можно было отыскать в Парке культуры и отдыха имени Горького, рядом с которым мы жили с родителями. У меня всегда вызывало удивление, почему в названии парка фигурирует слово «культура»? В этом парке нужно вести себя культурно? А в других – необязательно?

Женевский ресторанчик, как и пляж, на котором он находился, именовался Reposoir. В переводе с французского это означает «временный алтарь». Согласитесь, странное название для пляжа и ресторана. Правда, потом узнала, что раньше эта территория была частью большого поместья. Но почему владельцам пришло в голову дать своему имению именно такое название, выяснить не сумела. Так это и осталось для меня загадкой.

Ресторан со столь странным названием находился совсем недалеко от многочисленных международных организаций, предпочитавших бороться с мировыми проблемами, находясь в комфортной Швейцарии, а не где-нибудь в Уганде. Вот как раз их сотрудники и устремлялись к нам пообедать или поужинать, утомившись от непрестанной борьбы – кто за права человека, кто за мир во всем мире, а кто и просто от безделья.

Обычно в такие заведения, как наше, публика идет из-за желания перекусить на открытом воздухе. Важно вырваться из душного помещения поближе к природе. Но у нас и кормили неплохо. Особенно хороши были приготовленные на особый манер кальмары. Готовил их повар Бронко.

Бронко, уже не первый год приезжавший на лето в Женеву из Хорватии подработать, привечал живших в этом городе соотечественников, многие из которых находились здесь на птичьих правах. Они стекались к ресторанчику, когда Бронко заканчивал работу. И далеко за полночь, когда уходили последние посетители, засиживались на террасе опустевшего ресторана, подъедая неиспользованные припасы и ведя, совсем на русский манер, бесконечные разговоры «за жизнь». Некоторые из них потом даже пристраивались на ночь на скамьях в закрытой с трех сторон галерее, находившейся под рестораном и служившей ему подсобным помещением. Шутя, Бронко называл эту галерею кемпингом. Редкие обладатели собственного транспорта спали в своих машинах, пристроенных на пустевшей к ночи стоянке у ресторана. Один хорват, под стать его совершенно русскому имени Иван, оказался обладателем весьма побитых «Жигулей», странно смотревшихся в Женеве. Но он очень гордился автомобилем и однажды объяснил мне, как он к нему попали.