Подруга как в воду глядела. Мои ночевки на берегу озера действительно вышли мне боком. Но совсем не тем, каким можно было ожидать. Я влюбилась в молодого парня, также подрабатывавшего в нашем ресторане на кухне. Его звали Дражен, он не так давно приехал в Женеву из Хорватии, с острова с труднопроизносимым названием Крка, погостить к родственникам, потом почему-то рассорился с ними и вот теперь подвизался на кухне. Влюбилась я, конечно, не сразу, но в первый же день обратила на него внимание. Это было естественно, так как в ресторане мы с ним оказались единственной работающей молодежью, все остальные были гораздо старше. К тому же Дражен отлично говорил по-русски. Ну и, наконец, он отличался очень привлекательной внешностью – артистически-аристократической, – как пошутила позднее моя подруга. Я же, впервые увидев его, подумала: «Если этого парня причесать и одеть в соответствующий костюм, то он – вылитый испанский гранд».
Дражен сначала вел себя в моем присутствии настороженно и даже несколько враждебно. А если изредка и обращался ко мне, то не иначе, как «эй, ты, homo sapiens sovietikus», хотя прекрасно знал, как меня зовут. К тому же, исходя из моего возраста, нетрудно было предположить, что для меня советская эпоха – понятие довольно абстрактное. Возможно, еще более абстрактное, чем для него, поскольку он был несколько старше. Позже я поняла, что он был из разряда тех выходцев из стран, раньше принадлежавших к социалистическому лагерю, кто нелюбовь к советским автоматически перенес на русских. Такие люди редко, но встречались мне и до, и после знакомства с Драженом.
Перелом в наших отношениях произошел после довольно неприятного инцидента. Однажды, когда Дражен вышел из кухни покурить под большой агавой, которая стояла в кадке на пляже, к ресторану подъехала полицейская машина. Обычно в таких случаях все те, кто работал, как и он, не имея на это официального разрешения, прятались внизу в галерее. Но Дражен, о чем-то задумавшись, не заметил подошедшего стража порядка. Увидев это с веранды ресторана, я поспешила вниз. Выяснение отношений было уже в разгаре. Если это можно считать выяснением. Дражен, помимо русского, неплохо изъяснялся по-английски, но почти не знал французского, а полицейский оказался из франкоговорящей части Швейцарии. Так что это был скорее диалог двух глухих. При этом Дражен вместо того, чтобы всячески демонстрировать свою лояльность, наоборот, вел себя если не агрессивно, тo, во всяком случае, дерзко.
Подходя, я услышала, как полицейский несколько раз повторил слово papiers, что означает «документы», а увидев меня, ткнул в сторону Дражена пальцем и не столько спросил, сколько заявил: bohémien? Я поняла, что он принял Дражена за цыгана. И неудивительно: высокий, худощавый, черноглазый, с длинными, слегка вьющимися темными волосами, он вполне мог бы затеряться среди обитателей «кочевого племени». В довершение картины наряд на нем был соответствующий: какая-то выцветшая заляпанная майка и потерявшие форму и цвет шорты. А в каком он мог быть виде, работая целый день на раскаленной кухне?
В общем, если бы не мое вмешательство, то загремел бы Дражен в полицейский участок. Но я, изобразив на лице самое почтительное из всех доступных мне выражений, на хорошем французском вежливо и подробно рассказала стражу порядка, как я, бедная студентка, подрабатываю здесь, устаю страшно, и вот попросила своего
