Худая кормёжка хохлов мало волновала, у каждого из них было по паре чемоданов с салом, домашней колбасой, свиной тушёнкой, залитой смальцем по самую крышку. Какой уж тут голод? Те, кто жил среди своих, ели не прячась, потому что сей национальный «наркотик» был у всех, а те, кто жил среди москалей, то есть среди нас, обезжиренных русских, ловили моменты и жрали втихаря в кабинах своих бульдозеров, а то и ночью под одеялом: «А кацапам бог подаст». Но бог нам не подавал, он тоже за просто так, за здорово живёшь ничего не даёт, ни елея, ни просвирки пресной и уж тем более «Кагора» для причастия и во искупление грехов.
Работа
Капитальный ремонт бульдозеров делали каждый год, потому что весь промывочный сезон они работали на износ, сутками, неделями, месяцами. Если техника ломается, её чинят, если сломается человек, то он ничего не стоит, на его место тотчас придут другие жадные до работы и денег батраки, это конвейер, который нельзя остановить, и это естественный, почти по Дарвину отбор. Выживает сильный, слабое звено выпадает из жизненной цепи, не нарушая её целостности. Это закон жизни и старательской эволюции. А вот почему я так выразился, поймёте немного погодя.
На ремонте бульдозерных движков уже был моторист, тоже хохол, тоже земляк. Это был крепкий, наглый, почти всегда пьяный чувак. Он славился буйным нравом, и его побаивался сам шеф, потому что они дома были соседями, и шеф боялся его пьяных выходок. Как старший, он работал в небольшом цехе, в тепле, мне доставалась вся работа на улице, где мартовский ледяной хиус пронизывал до мозга костей. Я не ныл и воспринимал всё как неизбежное, северная закалка помогла мне в этом, я даже сочувствовал хохлам, ведь у них не было той школы выживания, как у меня. Правда, и у них было то, чего не было у меня. Это – жадность, зависть, продажность, готовность за гроши пойти на любую подлость.
Время шло, приближался сезон промывки, начало добычи золота. Я надеялся перейти на работу бульдозеристом или мониторщиком, но пред вызвал меня и объявил, что я уволен. Бульдозеристов якобы у него хватает, а мониторщиками будут работать его земляки, у которых не было никакой специальности, но они якобы быстро научатся. Это был крах. Я ему напоминаю, что он сам вызвал меня, что я якобы оставил «перспективную» работу, а сейчас вдруг оказался не нужен. Не по-людски это!
В том случае моё нежелание или неумение работать было не при чём, просто я как-то «косо» посмотрел на горного мастера, без должного уважения к его хохлятской особе, и вот оно – возмездие. Нехотя и скрепя сердце, босс спрашивает меня: «А какие ещё специальности у тебя есть?» – «Я – токарь, монтажник, сварщик, моторист, бульдозерист, мониторщик, хороший плотник». – «Ладно, ладно, хватит, а то ты до вечера будешь мне перечислять, пойдёшь плотником, будешь строить мне коттедж на ручье». – «А мне по херу, что делать, построю я тебе терем, не впервой».
Конечно, я знал, откуда ветер дует и в чём моя вина. Причина проста, как бублик. Я не из их стаи, я не хохол, и я чужак на своей земле, и в своей стране. Кому-то очень хотелось, чтоб я «опарафинился» со строительством коттеджа, но до глубокой осени я пахал как зверь, и это не прошло незамеченным. Мне заплатили, как и хохлам бульдозеристам, что их очень обидело, мало того, меня пригласили и на следующий сезон, хотя кому-то из них сказали больше не приезжать, дабы не осквернять своим присутствием добычу благородного металла. Так я поневоле нажил кучу новых врагов.
