Мне кранты, дураку
Осенью я, как никогда раньше, был опустошён и морально, и физически: почти год тяжёлой работы, по двенадцать часов и без единого выходного, сделали своё дело. Но я ещё не знал, что злой рок не оставил меня, что самое тяжёлое испытание у меня впереди, и те неудачи, что были у меня до этого, покажутся просто лёгкой гримасой фортуны. Получив расчёт и рассовав по карманам тугие пачки банкнот, двадцать три «лимона», я купил в вагоне полностью купе и, поверив на этот раз в свою удачу, полностью расслабился за что и был наказан.
Меня уже в который раз подвела доброта, детская, граничащая с идиотизмом наивность и вера в хороших людей. Меня отравили клофелином и ограбили, пока я валялся в «отрубе». Я опять был в глубокой жопе, с чего начал – к тому и вернулся, и у меня даже не осталось сил, чтобы выброситься на ходу из поезда, враз покончить и с жизнью непутёвой, и с хронической невезухой, значит, даже и в этом я пролетел?
Сразу этого не смог сделать, но потом заметил, что опять, по новой строю воздушные замки, один краше другого. Но самой заветной мечтой и целью в жизни стало желание найти и покарать ворюгу. Увы, этой мечте не суждено было сбыться. Я ненавижу воров всех мастей: от мелкого «щипача» до ворья в законе, от мелкого взяточника-чиновника до крупного вора-министра и всяких «слуг народа». Но если ворью по жизни дают вполне реальные срока, то тем, кто при галстуках, только пальчикам грозят: «Нехорошо, батенька, по столько хапать, оставь малёхо и другим, делиться надо, делиться».
Второй старательский сезон
Я приехал домой без гроша за душой и как побитая собака стал зализывать свои раны и строить планы мести, только вот некому было предъявить счёт. Чтоб как-то прокормить семью, я брался за любую работу, но это всё ещё были «лихие девяностые» и таких, как я, было гораздо больше, чем мне хотелось бы. Я не мог смотреть в глаза жене и сыну, ведь во всех бедах я винил только себя. Так прошла зима, и в марте с облегчением и вновь вспыхнувшей надеждой я опять рванул в артель, в сторону уже ставшего почти родным Ерофей Палыча.
Председатель затеял строительство большого гаража, ремонт котельной. Из бруса он решил строить «комки», магазины на санях для торгашей. Для этого он приобрёл старую пилораму, и мне пришлось в срочном порядке освоить ещё и профессию пилорамщика. У меня уже была небольшая бригада, я ставил срубы, сам собирал окна, двери, крыл крыши. Я делал всё, и так уж получилось, что меня никто и не спрашивал, могу ли я это сделать. Я раньше и сам не подозревал о своих способностях. Просто мозг как компьютер выдавал мне готовое решение задачи. Я не прикидываюсь гением, я точно знал, что где-то это видел, и это как-то невольно, как на матрице, до поры до времени откладывалось, отпечатывалось в мозгу.
В принципе, я просто делал всё то, что должен уметь делать любой мужик, «кто везёт, на том и едут», точно зная, что ты не подведёшь. И если ты будешь не просто делать вид, что работаешь, а пашешь аки вол, это твоя воля, вот только никаких особых заслуг, окромя грыжи, у тебя не будет. Так, с полной отдачей должны работать все, что возможно только в хорошем, дружном коллективе, это во мне сейчас говорит опыт прошлых, уже прожитых лет.
На старой пилораме я пилил доски, готовил брус для вагончиков и шпалы для железной дороги. Не всегда и всё у меня шло гладко, да и отношения с хохлами опять не заладились – не люблю хитрожопых сачков и стукачей. Они все были стукачами, они доносили друг на друга, брат на брата, кум на кума, и когда в артели вдруг появились разъяренные хохлушки, никто не удивился. Этим жинкам кто-то написал кляузу на их мужиков: «А ще, мало того, шо воны бухають, так и усих мисных баб пэрэтрахалы, и до хаты воны мабудь нэ доидуть, бо им и тут дуже гарно».
