Я растягиваю этот процесс, сколько могу, но всему есть предел, у меня кружится голова, я сдаюсь и предаюсь чревоугодию. Медленно, как я хотел вначале, не получилось, челюсти, кажется, помимо моей воли, перемололи приготовленные бутерброды, а горло потребовало срочно залить всё это горячим, сладким чаем. Я наелся, как дурак на поминках, и спал в ту ночь как убитый, и мне, как и в детстве, снились розовые сны. Я даже не вспомнил о том, что на ночь есть вредно, зато сделал вывод, что спать, не слыша голодного урчания в брюхе и не исходя во сне на подушку слюной, гораздо комфортней.
Эту вкуснейшую домашнюю тушёнку я ел больше месяца благодаря Господу Богу, пославшему мне этот дар и хохла, спрятавшего её в сугроб. Не забыл я в молитвах своих и собак с их изумительным собачьим нюхом, а они, не помня зла, стали моими лучшими друзьями, и я чисто по дружбе выносил им с камбуза всё, что мог, в смысле отходов.
Как-то уже под осень нас сняли с участка и послали на торговую базу выгружать из вагона-рефрижератора, непотрошёную, свежую амурскую кету. Это была удача. Лосося я ловил в Охотском море и прекрасно знал, что это за рыба, что можно из неё приготовить и как её есть. В принципе, я с удовольствием ем её и сырую, а строганина из мороженого лосося – это вообще деликатес. Этот лосось предназначался вовсе не нам, не для артели как мы сначала думали. А то, что нас послали на выгрузку, так это наш босс просто удружил рабсилой своему корешу, местному авторитету, который закупил эту кету у амурских браконьеров по дешёвке, надеясь на солидную прибыль.
Мы поехали на артельном «Урале», где водилой был местный жуликоватый парнишка Колька. То, что у этого барыги торгаша было столько прекрасной деликатесной рыбы, а у нас не шиша, мы посчитали вопиющей несправедливостью, и чтобы восстановить статус-кво, мы попросту спёрли у него энное количество хвостов, всего-то штук сорок-пятьдесят. Мы зарядили рыбой Колькин Урал, куда только можно было: набили под сидушки и за сидушки, во все бардачки, ящики с ключами и даже в пустую шину, валявшуюся в кузове. Худо-бедно, но на мою долю пришлось с десяток здоровенных, непотрошёных, с икрой лососей, а с икрой потому что всю рыбу выбирал сам. Благодаря опыту приобретенному на лососёвой путине в Охотском море я безошибочно выбирал только самочек, которые были с икрой.
Я ел рыбу сырой, потом малосольной и вяленой, солёной рыбой, переложенной кольцами лука, я набил банки и залил сверху постным маслом. Это было «нечто», и благодаря этому «нечто» я получил так необходимые организму калории, витамины и йод, содержащийся только в морской рыбе.
Но не хлебом единым жив человек, даже если он и старатель. Я жил среди людей, общался с ними, кого-то уважал, с кем-то дружил, а кого-то ненавидел. У меня, как и у всякого нормального человека, были друзья, были и враги. Я не собирался ни под кого прогибаться, тем более под хохлов, и не всем это было по нраву. Быстро поняв, что кое кто пользуется моей безотказностью, я стал жёстче – для всех всё равно хорошим не будешь. Тем более, когда твои добрые поступки и дела безответны, когда в глаза тебе говорят одно, а за глаза совершенно другое.
Самый необходимый для бульдозериста инструмент – это, наверное, кувалда и лом. Довольно часто ко мне обращались с просьбой насадить или заменить поломанную ручку, тогда хозяин кувалды подходил со словами: «Братыку, зробы мэни цю кувалду, бо я нэ вмию, а я тоби цыгарок дам пару пачок». Речи были ласковые, сигареты у нас были в дефиците и шли по бартеру, и эта небольшая шабашка для меня была выгодной. Да, хохол может предложить тебе за работу пару пачек сигарет, но он никогда не предложит кусок сала, что было гораздо нужнее.
