Старшина с Володькой, старшим братом Стасика, нашли общий язык, несмотря на то, что по возрасту, характеру и внешности между ними была огромная разница. Не даром говорят, что соединение взаимопротивоположностей составляет одно целое.
Вначале Володька знакомил Бориса с незамужними чуть-чуть перезрелыми деревенскими дамами. Хотя в тот период все дамы деревни были незамужними. – Война. Потом ходил с ним по этим дамам и носил его автомат Калашникова – табельное оружие старшины. Старшина Борис считал, что каждый военный, причём, раненный военный, по званию чуть выше солдата должен иметь своего оруженосца. А Володька принимал это за честь. И на самом деде, он вырос в глазах односельчан. Его благосклонно встречали, особенно женщины, кому за тридцать, но ещё не сорок и не забывали спросить: «Ну как там Борис, выздоравливает? Будете проходить мимо, заглядывайте!»
Они и заглядывали. Но, сами незамужние дамы, на самом деле, уходили у Бориса на второй план. Чуть переступив порог, Борис всегда говорил одно и тоже – «И как говорится в романах, зашёл он, низко опустив голову…» Он полагал, что это придаёт ему особый шарм, и подчёркивает его интеллигентность. Уже после нескольких минут, и после нескольких фраз, например – «Сегодня пасмурно, а вчера в это время была солнечная погода», или: «Я первый раз встречаю такое благодатное село, где в каждой хате пахнет свежеизготовленым самогоном» и, если незамужняя дама вела себя как-то непорядочно, особенно, после слова самогон, и не проявляла никакой суетливости, то на этот случай у него была своя, им же выработанная тактика. Он вынимал колоду карт, медленно клал их по одной на стол мастью вверх и приговаривал: «Выпьем – не выпьем, выпьем – не выпьем, красная – выпьем, чёрная – не выпьем…» и так далее, пока не кончится колода. Причём, по мере убывания карт, он выговаривал это более медленно и более трагично, даже с дрожью в голосе. Если и после этого у хозяйки не проявлялась нужная реакция, то через минуту молчания он вставал и говорил: «Ну, Володя, нам пора, мы вчера пообещали зайти в гости к Елизавете Петровне, небось заждалась!». И он начинал очень медленно собирать карты, присматриваясь и примеряя их друг к другу. Такой ритуал у него занимал минут десять. И только после этого, если со стороны хозяйки не заметно было никаких сдвигов он говорил – «Вот и воюй, вот и получай ранения, ну не поминайте лихом нас, хозяюшка, мы на досуге как-нибудь заглянем.» И они уходили.
Но были и такие незамужние дамы, которые выдерживали только до половины колоды карт. Они, почему-то краснея, схватывались, говорили: «Сейчас, сейчас, подождите!» – и куда-то убегали. Борис торжествовал, и говорил Володьке, в отсутствие хозяйки: «Вот так нужно работать, учись военной стратегии пока я у вас живу. Чем я дольше у вас пробуду, тем больше ты от меня научишься. Ты об этом, время от времени, напоминай своим родителям!».
Случалось и так, что ни к какой военной хитрости прибегать не было надобности. Хозяйка с радостью и улыбкой, после короткого приветствия, усаживала гостей за стол, появлялась наполовину полная, а то и полная бутылка самогона и кой-какая снедь. Какая там снедь во время войны?! – Картошка, да огурец, а если ещё хлеб с луком, то это уже пиршество. Борис тогда скупой рукой наливал Володьке чуть меньше чем пол рюмочки и говорил: «Ну, Володя, выпей и на сегодня получай временное увольнение. Благодарю за службу. Когда ты мне понадобишься я позову тебя дополнительной депешей!». Володька должен был ответить: «Служу Советскому Союзу!» и уйти. Тогда Борис у них дома появлялся на следующее утро, а то и через два дня. А иногда, даже, с поцарапанной мордой. Бывало что-то там не заладилось. То ли самогон кончился, то ли хозяйка не получала услуги соразмерной её угощению.
