Расследование в кафе «Крендель с корицей» - страница 2

Яна боялась, что кто-то услышит его бормотание, и сдалась. Шагнула к друзе, которая блестела на солнце, и, сделав вид, что рассматривает табличку… быстро коснулась камня кончиком языка.

И сразу замерла с высунутым языком. Солёный!

Метёлкин изображал, что сгибается пополам от хохота, и передразнивал её перекошенное лицо, а вот Яне было не до смеха. Разве может быть, чтобы хрусталь был солёным?

Когда класс вышел на улицу, Ольга Валерьевна вздохнула полной грудью и зычно произнесла:

– Замечательная экскурсия! И даже Метёлкин вёл себя достойно. Спасибо, Егорова!

– Ничего себе: вёл себя достойно я – а спасибо ей?! – возмутился Метёлкин, но его никто не слушал, и уж тем более Яна, стыдливо пробормотавшая «спасибо».

Разумеется, все тут же об этом забыли. Снова начались обычные учебные дни, и только время от времени Метёлкин, вдруг вспомнив что-то, махал ей рукой:

– Привет, Егорова!

– Чего это он? – каждый раз интересовалась у Яны её лучшая подружка Катя Фишкина.

– Не знаю, – каждый раз врала Яна. – Может, влюбился?

Катя очень обижалась. У неё были такие красивые гладкие чёрные волосы и голубые глаза, что никто в своём уме и не думал влюбляться в кого-то другого. Во всей параллели! Не то что в их родном шестом «Б»!

К сожалению, Яна знала, что Катя права. Не в том, что Метёлкин не может в неё влюбиться. Но махал минимум раз в неделю и улыбался он ей не поэтому. И подмигивал на скучной географии, которую вёл такой худенький старичок, что его не было видно за свитками карт, когда он брёл с ними по коридору. Голос у Павла Васильевича был тоже тоненький и тихий, поэтому слышали его только те, кто сидит на первой парте. Яна, хоть и отличница, но сидела на третьей, и к середине урока, устав слушать, начинала вертеть головой. Тут Метёлкин ей и подмигивал со своей пятой парты.

И чудилось Яне каждый раз в подмигивании, в улыбках его, что он хочет сказать: «Вот так-то, Егорова. Я знаю твою тайну. Ты облизывала экспонаты в музее!» И поди докажи, что только один раз, и то случайно!

Одним словом, жизнь Яны стала ещё сложнее, чем была до этого. А ей и без того было непросто. Отличницей в шестом классе быть тяжело, гораздо сложнее, чем в пятом! А ведь Яна ходила ещё и в художественную школу – ну как ей Метёлкина с его подмигиваниями терпеть! И надо же было оказаться, что подмигивания – это только начало! Да если бы Яна знала, чем обернётся для неё поход в музей, она бы сама сказалась больной. Лучше один раз соврать!

После уроков в среду она, как обычно, вышла с Катей Фишкиной на улицу, и вдруг на них налетел Метёлкин. Дёрнул Катю за капюшон, Яне надвинул шапку на глаза – и расхохотался. После этого он должен был, как всегда, убежать, но почему-то перестал смеяться и неожиданно миролюбиво спросил:

– Что было на биологии?

Биологию Метёлкин презирал. Ему не нравилась ботаника, словно даже один выученный урок мог закрепить за ним позорное прозвище «ботаник», поэтому он терпеливо ждал, когда начнётся зоология и глисты. Биологичка же, Рита Максимовна, так же терпеливо ждала родителей Метёлкина. Только совершенно напрасно. Мама Метёлкина постоянно была в командировках и приезжала только убедиться, что семейство в порядке. Папа Метёлкина как мог заботился об этом порядке, но электронный дневник, в который Рита Максимовна строчила гневные воззвания и вписывала «н-ки» и двойки, в его понимание порядка не входил. А что думал по этому поводу дед Метёлкина, и вовсе никому не известно. Дед Иннокентий был главным молчуном двора и уж точно понятия не имел об электронных дневниках, спрашивая иногда у внука обыкновенный бумажный. Их пока, к неудовольствию Никиты, не отменили, но он успешно прятал свой в разных загадочных местах.