«А какие отношения у него сложились с одноклассниками и учителями?» – «С учителями – хорошие, почти со всеми…» – «И с вами тоже?» – «Да, конечно…» – «А с кем – плохие?» – Она недовольно уставилась на меня. – «Но вы же понимаете, он был такой артистической натурой, иногда он позволял себе вещи, встречавшие не слишком хороший приём у некоторых, особенно пожилых учителей, привыкших к строгой дисциплине…» – «Так значит с поведением у него были сложности?» – «Нет, я бы не стала это называть именно так, просто иногда он мог опоздать на занятие, или во время самого занятия отмочить шутку, над которой смеялся весь класс.» – «И его наказывали?» – «Самое большее – вызовом родителей в школу. Это было раза два или три, и приходила, конечно, мать, но потом неприятности для него кончались.» – Пока мы обсуждали поведение Р., вокруг вас тоже не скучали: разошедшийся толстяк рассказывал анекдоты и какие-то истории из своей жизни, над которыми визгливо и шумно смеялись, вплоть до директора и председателя комиссии, и время от времени вылезал мужчина с усиками и вставлял сальные и неприличные шутки, после чего веселье разгоралось ещё больше; но не у всех они вызывали такой восторг: молодая учительница, на которую мужчина с усиками бросал обволакивающие неприятные взгляды, сидела настороженно и криво улыбалась, не решаясь прервать его или возразить. Заметно было, что беседа не вызывает у неё восторга и интереса, и она просто вынуждена слушать непристойности, не придавая им никакого значения. Возможно, она и хотела бы уйти, но строгое предупреждение в начале застолья не давало ей такой возможности, и оставалось прикидываться заинтересованной и высиживать до конца банкета.
«А как насчёт друзей Р.? Насколько мне известно, его всегда любили и окружали люди, и он часто бывал душой компании – во всяком случае в поздние годы. Вы не знаете случайно, поддерживал ли он отношения с кем-нибудь из бывших одноклассников?» – «Он был безусловно общительный мальчик, да, его конечно же любили – и одноклассники, и одноклассницы…» – «Да? А нельзя ли поподробнее…» – Она замялась и отхлебнула из рюмки. Я быстро допил и стал выжидательно смотреть, как она закусывает мясным салатом и ветчиной, но она явно не торопилась, и я тоже занялся едой, посматривая по сторонам на обедающих гостей, давно уже забывших о моём существовании и не стесняющихся разевать широкие рты и громко и смачно смеяться над очередной шуткой толстяка или мужчины с усиками. Они совершенно не стеснялись, как будто я стал своим человеком, и выбалтывали старые служебные секреты: одна из женщин осталась крайне недовольна банкетом недельной давности, где, оказывается, ей достался не тот подарок, на который она рассчитывала, и она мстительно мечтала о следующем визите в ту школу, а толстяк всё вспоминал случай месяц или два назад, когда после излишне обильного угощения у него случился заворот кишок, и два или три дня он ещё напрасно мучился и приходил в норму. Им явно было что вспоминать, но и директор не оставалась в стороне и согласно поддакивала в нужных местах, хотя и не опускалась до грубостей и пошлостей соседей за столом. Они веселились и отдыхали от трудов праведных, только что законченных и оставленных позади, как будто именно в этом веселье крылся смысл их прихода в тёплый весенний день в школу, а сама школа и то, что было её делом и сутью – слишком мелко и ничтожно и не может идти ни в какое сравнение.
