Моя пони замыкала процессию, не в силах выдерживать шаг с большими лошадьми. Я ехала, разглядывая окрестности, как вдруг уловила до ужаса знакомый запах гари. Это был запах пожара. Поверьте мне: дым очага пахнет по-иному. Когда по весне сжигают прошлогодние листья, их дым тоже пахнет не так. А сейчас я улавливала запах ереси. Пахло злым умыслом, покусившимся на чье-то счастье, на чью-то веру, на чей-то дом… Повернувшись, я увидела зарево. Это горел Состон-Холл.
– Ваше высочество! – закричала я.
Мария услышала меня и развернула свою лошадь. Следом подъехал Джон Хаддлстоун.
– Сэр, ваш дом горит, – только и могла сказать я.
Он прищурился и стал вглядываться. Он все еще сомневался, поскольку не умел столь обостренно чувствовать запах дыма.
– А ты уверена, Ханна? – спросила меня принцесса.
– Да, ваше высочество. Я чую дым издали. Особенно… такой дым, – дрожащим голосом сказала я.
Моя рука непроизвольно потянулась к щеке, чтобы стереть несуществующую копоть.
– Торопитесь, сэр! Ваш дом горит.
Джон Хаддлстоун развернул лошадь, собираясь опрометью поскакать к себе домой, но тут он вспомнил о женщине, явившейся причиной поджога:
– Прошу прощения, ваше высочество. Я должен ехать… Моя жена…
– Отправляйся, – тихо произнесла она. – И помни: как только я войду в свои права, тебе будут возвращены твои. Я дам тебе новый дом – больше и богаче того, который ты потерял из-за верности мне. Я этого не забуду.
Он кивнул, едва слыша ее слова, затем галопом понесся навстречу зареву. Но его конюх остался с нами.
– Ваше высочество, вы позволите и дальше сопровождать вас?
– Да. Сможешь проводить меня до Бери-Сент-Эдмундс?
Конюх надел шапку и утвердительно кивнул:
– Кратчайшей дорогой, ваше высочество. Поедем через Милденхолл и Тетфордский лес.
Мария махнула рукой и тронула поводья. Назад она ни разу не оглянулась. Наверное, так и должна была вести себя настоящая принцесса, чья голова занята борьбой за трон, а не мыслями об участи тех, кто предоставил ей ночлег и за это лишился крова.
Вторую ночь мы провели в Юстон-Холле, близ Тетфорда. Я лежала на полу в спальне принцессы Марии, укрывшись своим плащом. Я не раздевалась, ожидая новых бед, и ничуть не сомневалась, что они непременно обрушатся на нас. Всю ночь я боялась услышать осторожные шаги, увидеть мелькнувший огонь. Я втягивала воздух, силясь уловить запах дыма от факела. Мой сон, если это можно было назвать сном, длился считаные минуты. Затем я снова просыпалась и лежала с открытыми глазами, всматриваясь и вслушиваясь в темноту. А вдруг толпа протестантов ворвется сюда и превратит этот мирный дом в пожарище, в какое они превратили Состон-Холл? Больше всего я боялась, что злоумышленники могут поджечь крышу и лестницу, и тогда нам будет не выбраться. Эта мысль окончательно прогнала сон. Ближе к рассвету моя бдительность оказалась вознагражденной. Я услышала цокот копыт по мощеной дороге. Я вскочила и подбежала к окну, разбудив спящую Марию.
– Что ты видишь? – спросила она, сбрасывая одеяло. – Сколько их там?
– Пока только один всадник. Вид у него усталый.
– Спустись и узнай, кто он такой и зачем явился.
Я понеслась по деревянной лестнице вниз. Привратник, открыв глазок в дверях, спорил с подъехавшим путником. Как мне показалось, тот просился на ночлег. Я коснулась плеча привратника и заняла его место у глазка. Чтобы увидеть путника, мне пришлось встать на цыпочки.
