Расстояние - страница 52



А лежащего с ним рядом человека занимали совсем другие мысли. Говоря по правде, понять столь многоопытную женщину очень трудно, поскольку она умеет идеально скрывать то, что творится у неё на душе. Жизнь больше не просила и не ждала от неё откровенности, поэтому внутри у Оксаны могло твориться всё, что угодно, однако, не вдаваясь в ненужные, запутанные детали, придуманные специально, чтобы отводить взгляд от сути дела, с полным правом и безразличием мы вправе сказать, что такие частенько страдают от задавленного самолюбия, нереализованности и невостребованности. Честность – ключ ко всему, но понять это Оксана не желала, она чувствовала, что её появление повлечёт за собой отрицательные изменения во всей жизни. «Да, Аркадий сильно изменился, – думала она, – в нём ощущается мужское спокойствие и какая-то отрешённость. Помню, как я увидела этого мальчика в первый раз, когда Гена привёл меня сюда знакомиться с семьёй. В нём присутствовало что-то внутренне неряшливое, мечущееся, хоть и, надо признаться, приятное на вид. А как он поначалу меня стеснялся! Но не долго, вскоре сам предложил «дружиться». Такой был живенький подросток, легко поддавался влиянию, а теперь почти мужчина. Почти. Не понятно только, то ли он важности на себя напускает, то ли ему действительно сказать пока нечего. Наверно, второе, ведь он не дурачок. Хотя я сама немножко виновата. Так вот сразу подсесть да за книжку спрятаться, уйти в оборону, можно любого засмущать. Но он так смешно и мило подглядывал исподтишка, как я, мол, книжку читаю. Нет, славный парень, ему необходимо подходящее руководство.

Странно, о муже не думается совсем, о работе тоже, привычка, надоело. Стремилась к спокойной семейной жизни в достатке, получила её, а теперь хочется чувств, игры. Одно изматывает, доводит до беды и бросает на обочину, другое успокаивает, лечит и ввергает в тоску беспросветного уныния. Господи, есть ли оно где-нибудь, это самое женское счастье?»

– Спишь?

– Сплю, не мешай.

– Ладно.

Буквально за стенкой в голове у Светы роились иные слова: «Завтра мы с папой того мужичка додавим, пусть сейчас расплачивается, а трубы ему потом поставим. Надо же нам чем-то закрывать контракт с заводом. Ну и что, что мы не расплатились вовремя, нам тоже необходимо откуда-то брать деньги. Поставки обеспечиваем, логистика вся на нас, транзитные склады тоже, а они вздумали запросить с нас дебиторку. Сидят в своём Дальновесевске, только и умеют, что варить да паять. Эка невидаль. А у нас требуется работа головой. Что им делать с их трубами, солить, что ли? Без нас им никуда. Пусть ждут, расплатимся рано или поздно», – на этой весомой мысли она упокоилась и заснула первой в доме.

Аркадий же испытывал очень неприятные чувства очень уставшего человека, который наконец добрался до кровати, но никак не может уснуть из-за беспричинной внутренней тревоги. «Я, конечно, всё понимаю, – вязко проплывало у него в голове, – но неужели ни до кого из них не дошло, что это унизительно, и словом не обмолвиться об окончании моей учёбы и планах на будущее? Вот ведь бывают в жизни огорчения, ты спешишь, что-то делаешь, к чему-то стремишься и, главное, не столько для себя, сколько для других, а выходит, никому ничего не надо; хочешь обрисовать всё в деталях, получить совет, как быть дальше, найти поддержку, но получается, что всем глубоко плевать на твою будущность. И понятно, если бы действительно всем кроме родных, но и им тоже всё равно, и им ничего не хочется знать, они заняты своими проблемами, не желают оглянуться вокруг. Да и проблемы их – совсем не проблемы, а так, дрянь, надуманная чепуха. Отец меня, конечно, удивил, я от него такого не ожидал, ни с какой стороны не ожидал. Неужели все деловые люди в вопросах, требующих свободы мышления, такие профаны? А ведь этот вопрос, похоже, риторический. Чтобы положить свою жизнь на зарабатывание денег, строго воспрещается иметь какую-либо фантазию. Отсюда понятно, почему никто из них не сопереживает моей будущности. Сестрёнка меня тоже весьма удивила: женщина, пусть внешне и не привлекательная, но развитая во всех смыслах, и вдруг – ни грамма фантазии, ничего романтичного. Брат приехал издалека, из заграницы, порасспросить бы его что да как, а она не выказывает ни малейшего любопытства, лишь трещит с отцом о каких-то глупостях, никакого интереса к окружающему миру. Ну, положим, она и сама там частенько бывала, но недолго, впечатления совсем другие, чем у того, кто там жил постоянно. Смотрел я на неё и вспоминал, как мы в детстве, бывало, легко и душевно общались. Тогда, конечно, у нас в головах не было ничего кроме ребячливых фантазий, и болтал в основном я, но она очень хорошо умела слушать и иногда говорила что-нибудь такое проникновенное, что становилось ясно, она – девочка, то есть милое, может, в чём-то нелепое, но очень нежное создание. Помнится, мы как-то притащили в дом кота с помойки, мама, конечно, как увидела, стала ругаться, а сестрёнка друг на полном серьёзе ляпни: «Зато теперь нам мусор не надо будет выносить, он всё скушает, он ведь мальчик». Все посмеялись, кот благополучно удрал в тот же день, а я до сих пор понять не могу, что она имела в виду под словами «он ведь мальчик», – и, домусолив таким образом свои переживания до полного безвкусия, Аркадий, наконец, заснул.