Фургон уезжает, и мы видим спорткомплекс – полуразрушенное строение со смутными очертаниями, над входом которого крупными золотыми буквами написано: «ЦЕНТР ТРИБУТОВ». Миротворцы открывают потрескавшиеся стеклянные двери, и нас обдает запахами плесени и жидкости для мытья полов.
Мы – последние из прибывших трибутов. Наши соперники сидят по четверо возле секторов с номерами дистриктов. Миротворцы ведут нас к знаку с цифрой двенадцать под свист и улюлюканье. В этом году профи особенно несносны.
Каждый сектор состоит из четырех столов с мягкой обивкой, разделенных хлипкими занавесками. У столов замерли наготове помощники стилистов, одетые в белые халаты и разгрузочные пояса с инструментами для груминга: ножницами, бритвами и прочим.
Миротворцы ведут юношей-трибутов в одну раздевалку, девушек – в другую. Мне не хочется оставлять Луэллу, однако выбора нет. В крайнем случае ее защитит Мейсили. Вид у Мейсили отчаянный – рубцы, недобрый взгляд. Так выглядит тот, кто способен за себя постоять, а она очень даже способна.
У двери в раздевалку ребят выстраивают по номерам дистриктов, так что нам с Вайетом можно не опасаться удара в спину, разве что ждать опасности от мускулистых парней из Дистрикта-11. Мрачная парочка, такое чувство, что им и дела нет, кто стоит рядом.
Внутри нам велят раздеться, что легко сделать ниже пояса, а выше нам мешают наручники. Миротворцы обходят нас и разрезают рубашки ножами. Если кто-нибудь возражает, они смеются и говорят, что одежда все равно отправится в мусоросжигатель. Больно видеть, как они вспарывают мамины аккуратные стежки. Помню, как старательно она раскладывала носовые платки, чтобы каждый дюйм ткани пошел в дело. Теперь рубашка лежит у моих ног, разорванная в клочья.
Миротворец стучит кончиком ножа по моему огниву.
– Твой талисман?
Талисман? И я вспоминаю, что трибутам можно взять с собой на арену один предмет из дома, кроме оружия. Узнай миротворцы, что это такое, мое огниво могли бы счесть несправедливым преимуществом.
– Да, подарок на память, – говорю я.
Миротворец трет металл между пальцами и ворчливо признает:
– Красиво. Позже придется отдать для осмотра.
Я киваю. Даже если они осмотрят подвеску, то вряд ли догадаются, чем она примечательна. Здесь все пользуются спичками и зажигалками, и никому не нужна искра, чтобы разжечь огонь.
Нас ведут в большое открытое помещение с синими плитками на полу и душевыми головками, торчащими из стен. Я вовсе не скромник – много раз купался голышом вместе с Бердоком в озере, но не привык стоять и пристально разглядывать сразу двадцать трех обнаженных парней. Первое время я смотрю на дырку слива в полу, потом понимаю, что лучше места для изучения конкурентов не придумаешь. Полдюжины профи выглядят так, словно половину своего времени позируют скульпторам. Еще у дюжины из нас, возможно, и есть шанс, если нам дадут в руки топор. Оставшиеся полдюжины представляют собой жалкое зрелище: щуплые грудные клетки, ручки и ножки как спички.
Знакомый мне по поезду Панаш расхаживает с важным видом, выставляя свои причиндалы напоказ и в шутку задирая других профи. Он пытается это проделать с юношей из Дистрикта-11 и мигом получает в брюхо. Панаш собирается отомстить, но тут оживают душевые головки, обдавая нас ледяной водой.
Мы мечемся туда-сюда, пытаясь уклониться от струй. Дела идут все хуже: теперь вместо воды на нас брызжет ядовитый мыльный раствор, который вызывает у меня рвотный рефлекс и жжет глаза, словно в них перцу сыпанули. Вновь подают воду, и на этот раз мы из-за нее деремся, чтобы поскорее ополоснуться. Когда душ отключают, я все еще чувствую на себе едкую слизь, покрывающую тело с головы до ног.
