И еще я подумал о фразах и жестах, которые регулярно должен изобретать председатель, чтобы поддерживать в сотрудниках и партнерах иллюзию благополучия Комитета. Он не обязан был говорить всю правду о финансовых затруднениях. И это наверняка от него требовало усилий. Да нет, я же понимаю – про финансовые тайны предприятия нельзя налево-направо трепать языком.
Я вот, скажем, устыдился и решил не брать с него пример. По крайней мере, в общении с женой. Иначе бы мне не объяснить, куда пропала моя зарплата и за что (зачем?) я вообще работаю в Комитете.
А жизнь продолжалась…
Одним из первых жестов нового Главы района было предложение Клипе взять под крыло Комитета стремительно идущее ко дну и пускающее пузыри Увельское ПМК.
Сергей Борисович согласился.
ПМКовская контора влилась в контору Комитета. Её директор Екатерина Викторовна Ярушина стала вторым лицом после Клипы – нашим главным инженером.
Еженедельно на базе ПМК проводились оперативки. Цель их одна – как нам быстро и без особых затрат восстановить закрывшееся предприятие нашим собственным строительным подразделением…
Ну, об этом позднее.
Как я жил, работая в Комитете?
Прошло каких-то три месяца, как поменял место службы, а уж настолько в делах и заботах новых, что о старых и вспоминать не хочется. Сказать по правде, не так уж много осталось людей из прежней жизни, с которыми мне хотелось теперь водить компанию. Да и понятно – старые связи теряют быстрее, чем свои зубы.
После забот суматошного дня, я возвращался домой, который стал более уютным после обретения газового отопления. Мы с мамой за ужином выпивали по рюмке водки. Потом, прихватив пульт от телевизора, я заваливался на диван, мамуля садилась рядом. Смотрели какой-нибудь фильм и почти не разговаривали. Вот оно – блаженство домашнего очага…
В котором, может быть, не доставало лишь одного – топота маленьких ножек.
Наше одиночество вдвоем давало нам возможность наслаждаться в полной мере отсутствием шума и присутствием спокойного сна, когда мы расходились по своим спальням. Ложился спать, и от усталости мне почти что не снились сны. Тогда еще я не задумывался о мысли, что сон может быть репетицией смерти – в самом лучшем её варианте.
А в «час Пикуля», как всегда, был на ногах, занимался рукописью, наивно полагая, что литература может изменить наш мир. Но не только это влекло за стол… Когда я брал в руки ручку, меня – вы не поверите! – охватывало чувство безвременья и покоя. Вот что такое литература в моей жизни. Впрочем, всегда есть ощущения, которые не передать словами – их можно понять, только если сам такое пережил.
Потом утренняя пробежка, не дававшая обвиснуть моему животу мешком с картошкой. И, наконец, работа, превратившая в решето мои мозги. Решето – фильтрующее ежедневно десятки деловых мыслей…
Удивительно, насколько сильна в людях уверенность, что они станут кем-то необыкновенными со временем. Чаще всего это проходит с детством. Проходит и забывается. А я все пишу и пишу мемуары. Готов часами сидеть по ночам за своим маленьким столиком в спальне, чтобы однажды, наконец, вырваться из безвестности и начать долгий путь восхождения к славе. Типичная добыча дьявола. А кому кроме него это надо? Хоть бы кто-нибудь посочувствовал…
Кстати, наверное, интересно знать, почему я пишу мемуары, а не какую-нибудь беллетристику? Признаюсь, что чувствую – писать о чем-то постороннем, пусть даже вымышленным, все равно, что грабить чужую могилу. В детстве я мечтал стать археологом, потому что очень любил историю. А потом передумал – может, из-за того же нежелания совать нос в чужие останки. Нечто подобное и в литературе. Я пишу только то, что знаю доподлинно. И имею на это право, потому что это и есть моя жизнь. А потом… если сравнивать сюжеты, то жизнь всегда непредсказуемее любого вымысла. Вам не кажется? И ещё… надеюсь, что мемуары позволят мне уйти из этого мира с незапятнанной репутацией. Ведь все, что было хорошего или плохого я сам о себе расскажу – ничего не оставлю досужим вымыслам.
