– Вот опять, – встрепенулся ум-честь-и-совесть завода. – Я вам дело, а вы мне про деньги. Есть ли на свете то, что вы любите бескорыстно?
– А как же! – жену и дочь.
Лариса мне поощрительно улыбнулась, а Монастырников поймал мысль налету, как собака кость:
– Вот видите.
– Но… жена у меня красавица, дочь умница – мне их надо кормить и одевать. Где деньги брать?
Лариса выставила большой палец – класс!
– Все любят жен и детей, – заныл Монастырников, – но не теряют при этом облик коммуниста.
– Я плачу партийные взносы, – подсказал ему мысль.
– Я тоже плачу, – подтвердил Монастырников.
– На наши взносы безбедно живет секретарь парткома завода.
– Он получает, сколько положено и не стоит у станка во вторую смену.
– Сам не стоит и мне хочет запретить – как же мы будем строить коммунизм?
Монастырников поскреб шею жестом алкоголика:
– Коммунизм, милый мой, прежде всего строится в душе, в сознании людей.
– Известная песня. А Америку проще догнать с голым задом – ни штаны, ни юбки бежать не мешают.
– Вы не согласны с линией партии?
– Всегда «за», когда эта линия не мешает мне жить.
Монастырникова мой ответ явно задел за живое. Казалось, он готов был броситься на меня с кулаками, но потом выражение его лица изменилось.
– Молодой человек, – сказал он почти задумчиво. – Откуда у вас такие взгляды? Вас воспитали, образовали – и что получили?
– А получили то, что теперь понимаю, что народ и партия это я. Если мне хорошо, то и народу с партией не на что обижаться, а государству вообще зашибись. Это же элементарно – государство сильно своими гражданами.
– А я считаю, что могущество нашей страны в ее ядерном щите и самоотверженном духе народа.
– А к врачу обращались?
Лариса прыснула, Николай Иванович осуждающе покачал головой, а Монастырников побагровел до состояния апоплексического удара.
– Мальчишка! Да как ты смеешь?
Я примирительным жестом поднял вверх руки:
– Ладно, согласен – это был глупый вопрос. Я сказал, не подумав.
– В следующий раз думай!
Помолчав, он добавил неожиданно:
– Я хочу, чтобы ты пересмотрел свои взгляды….
– Так уверенны в своей правоте?
– Иначе откажись от членства в партии.
– Я, право, не знаю…. Газеты почитать, так это вашего брата, ее ветеранов, гонят из партийных органов – ЦК, обкомов, горкомов…. Может, как раз вам, старым партийным кадрам пора на покой, где вы не будете нам мешать перестраивать страну?
Глаза Монастырникова словно покрылись тоненькой коркой льда.
– Поговорил бы ты так со мной в 37-м году.
– Во-во, и я про то же. Время ваше, товарищ, давно истекло.
После долгой паузы Николай Иванович поднялся и молча ушел в цех.
– Все будет хорошо! – сказала Лариса и, вильнув задом, упорхнула следом.
Все же я содрогнулся, представив, что сделали бы со мной монастырниковы в 37-м году, попадись я к ним в лапы. И все только потому, что у меня своя точка зрения на строительство коммунизма в шестой части света.
Настенька нас ничем не огорчала – росла и нормально развивалась, хотя Тома переживала из-за несимметричности складок на ножках. Вспомнив, как тесть хватал Витю за ножки в таком возрасте и носил вниз головой по квартире, решил поэкспериментировать на дочери. Тома чуть в обморок не упала, а Настенька завизжала… но от восторга. И начинала повизгивать каждый раз при виде меня.
– Ну, папку дождалась, обезьянка, – ворчала Тамара.
Она пыталась найти в книгах что-нибудь о подобных гимнастических упражнениях.
