– Понятно, – Ратибор задумчиво повертел в руках пустую чарку, затем плеснул и себе, и другу медовухи. – Ну а после вы в Орёлград подались?
– Ага, куда ж ещё? Там тёщенька твоя живёт и моя Верея. Да и Светозар, который и слышать не хотел о том, чтоб где-нибудь в другом местечке укрыться. В общем, пристроились у пернатых: твои у матушки Марфы, я с Емелей, Жилькой и Добролюбом в теремке Изяслава; он нас принял без проблем, как родных. Сына Яромира, как уже упоминал, мы с Вереей усыновили. Вот, собственно, почти и весь сказ. Ну и как я здесь оказался: тут с месяц назад донесли Изяславу егошние соглядатаи, дескать, в Пчелином царстве некий могучий рыжебородый витязь объявился, который вызволил сынишку князя Годислава из тяпок Ночного Братства. Пред тем отправив лиходеев на корм насекомым. В одно жало. Ну а нынче пришлый богатырь в тамошней столице гостит, попутно складывая в боях гурьба на гурьбу толпы мужей. И звать того медведя Ратибором. Сам понимаешь, после данных новостей я не мог сюдась не метнуться да не проверить, не о тебе ли ента весточка прилетела. Ведь под описание подходит точь-в-точь!.. И я оказался прав! Хотя, справедливости ради, государь Изяслав первый заподозрил, что ента ты к нам из-за Тёмной лужи воротился… Ну да ладно, теперь твоя очередь вещать!
– Мне особо нечего поведать, друже, – тяжело прохрипел Ратибор. – Яромир спас мне жизнь… Ценой своей собственной.
– Я знаю, братка, знаю, – едва слышно прошелестел Мирослав. – Благана рассказала. Уж не ведаю, откуда расчухала… Да я и не стал спрашивать… Знакомый эфес: смотрю, его двуруч у тебя? – светлокудрый мечник одобрительно покосился на палаш Яромира, прислонённый к лавке. – Слышал, булат Ярика уволок с собой за море один из высокородных ослямов. Хорошо, что ты смог вернуть сей великолепный клинок.
Друзья молча, не чокаясь, осушили свои кубки и посидели с минутку-другую в тишине. В память о боевом товарище.
– Ну а после-то что было? – прервал затянувшееся молчание Мирослав.
– После гибели братишки? Плен, год с чем-то рабства, затем побег и долгая дорога домой, растянувшаяся ещё на годину.
– Чего-то, Рат, совсем она у тебя длинной выдалась, дорожка ента!
– Заехал к одному нашему старому знакомому. Хоть и не по пути было.
– Ента к кому же, топтыга?..
– К Олафу Чернобровому, помнишь такого варяга? Он причастен к нашим бедам. Про Лютегу, кстати, я тоже знал, – и Ратибор вкратце поведал, как ему Тихомир излил душу, стоя над ямищей, в которую поместили дюжего ратника в Мирграде после пленения.
– Полагаю, теперича, ну то бишь опосля твоего визита на Север, про Чернобрового мы более не услышим? – Мирослав, отлично знавший крутой норов старого приятеля, проницательно прищурился.
– Если только в прошедшем времени. Как и о Кубальде, его правой культяпке, – удовлетворённо осклабился в ответ Ратибор. —Ты мне лучше поведай, чего дома творится? Как Лютик правит? Слышал я много чего нехорошего…
– Нехорошего?! – белобрысый воин негодующе фыркнул. – Ента очень мягко сказано, друже! Очень! Она ж потеряла при осаде обоих сыновей и дочу. Не знал? Обрушившийся терем их заживо похоронил. Ну а у Лютеги на этом фоне, похоже, черепичку сорвало: отреклась от наших богов, пошла в ученицы к Урсуле и принялась обучаться тёмному волшебству! Старая ведьма, как слыхивал, клятвенно обещала посвятить её в тайны некромантии, чтобы та, как выучится, смогла деток своих воскресить. Княгиня, сам разумеешь, вцепилась в столь призрачный шанс, как утопающий за соломинку… И теперь у Лютеги единственный божок, пред коим она спину гнёт, – свинорылый Ахриман! Везде, где можно, ставит монументы с его изображением. А статуи с Перуном, Сварогом и Велесом – сносит!.. Ну а кто открыто смеет выражать недовольство – тех несчастливцев к столбам с хворостом приковывают да сжигают во славу заморского тёмного владыки…
