Ратмира. Тень Луны - страница 4

– Сиди, расслабляйся, я тебе полотенце под голову подложу, – заботливые руки приподняли мне голову и подсунули под неё что-то мягкое, стало совсем хорошо.

– Сейчас лошадку твою покормлю и поболтаем, – с этими словами Любава умчалась куда-то.

Болтать мне совсем не хотелось, я закрыла глаза и стала слушать шорох листьев, прихлёбывая чудодейственный коровий чай.

–Ну вот, на, лошадушка, поешь, – Любава поставила перед Щукой корзинку с красными яблоками и ведро с водой. Щука посмотрела с одобрением.

Потом Любава сбегала куда-то и принесла маленькую деревянную скамеечку, поставила ее перед кадушкой и, подвигав попой, основательно уселась, судя по всему, надолго.

–Что расскажу-то, – Любава прижала руку к пышной груди и посмотрела со значением, – новости у нас какие!

–Какие?

–Как глашатаи о царской свадьбе сообщили, пыль ещё от коней не осела, а у нас уже о новой свадьбе говорят!

–Что за свадьба? – совершенно разомлев, спросила я. Щука перестала хрупать яблоками и навострила уши, она обожала всякие любовные сплетни.

–Свадьба – всем свадьбам свадьба! – с придыханием ответила Любава, – самая красивая девица и первый парень на деревне женятся!

–И с чего это жених первый парень у вас на деревне?

Любава вскочила со своей табуретки,– рост вот, – она подпрыгнула с вытянутой рукой, – плечи – во, – она развела руки в стороны, – волосы русые, вьются, глаза зеленые, богатыыый, самый богатый у нас. Девки все по нему с ума сходят, да что девки, даже некоторые бабы, – добавила она тихим шёпотом, наклонившись к моему уху.

– Гордый жуть, никак не хочет от царевича отставать, в тот же день, что и царскую свою свадьбу объявил!

–Ну а невеста кто?

–А что невеста, – скучным голосом проговорила Любава, – красивая, аж страшно, лицо, фигура, коса толщиной с мою руку, длинная, до колен. Родители в ней души не чают, отец мельник, не бедствуют. В детстве странная была – кошек, собак мучила, а как в возраст вошла, поменялася, сама доброта, птичек в лесу кормит, нищих привечает, с юродивой нашей возится.

–Что за юродивая? – спросила я, жалея Щуку, она стояла, навострив уши, даже про яблоки свои любимые забыла.

–Да кузнеца дочь, кузнец наш – вдовец, жена в родах умерла, дочка на руках осталась, так он крошку выходил, души в ней не чает.

–А что с ней не так?

–Так страшная, не приведи Господи! Голова огромная, через неё и мамаша умерла, глаза навыкате, нос крючком – кошмар ночной, – Любава помахала рукой у себя перед носом, – ребятишки дразнили её, хоть кузнец и угрожал всячески. Но умная, читать, писать умеет. Как мельничихова дочка невеститься начала, стала защищать её от хулиганов наших, а юродивая-то и рада, ходит за ней хвостом. А та в последнее время и платья, и туфли свои ей стала дарить, наряжать.

–Ох, легка на помине, – Любава махнула рукой, – вон с бабушкой Варварой стоит, разговаривает, видно, опять прыщами обсыпало.

Щука резво развернулась в ту сторону, куда показывала Любава, я слегка повернула голову и стала следить краем глаза.

У калитки стояла старуха и разговаривала с богато одетой девушкой, платье ручной вышивки переливалось на солнце, красные сафьяновые сапожки, голова обмотана бирюзовым платком, но даже под ним было видно, что она непропорционально большая и какой-то странной формы. Девушка стояла, наклонив голову вниз, и что-то бубнила себе по нос.

–Иди, иди, – ишь, чего удумала, не надо тебе этого, – старуха махнула рукой, девушка ещё ниже склонила голову и заспешила прочь.