Что-то не так… И тут Элнер осенило:
– Неужто и я умерла?
– В точку!
– Я мертвая?
– Мертвее не бывает, дорогуша.
– Кошмар!.. Меня похоронили?
– Нет еще, ты всего пару минут как умерла.
– Боже мой! Неужели правда?
– Да. Между прочим, ты чуть-чуть разминулась с Эрнестом Кунитцем[3], он вчера сюда попал.
– Эрнест Кунитц? Тот, что играл на тубе в программе Соседки Дороти?
– Он самый.
Голова у Элнер пошла кругом.
– Мне бы присесть и подумать хорошенько. – Элнер опустилась в красное кожаное кресло у двери.
Ида внезапно всполошилась:
– Ты очень расстроена, дорогая?
Глянув на сестру, Элнер покачала головой:
– Скорее удивлена.
– Как и все мы. Знаешь, что смерти не миновать, да только не веришь, что и сам умрешь.
– Я-то не сомневалась, что умру, – сказала Элнер. – Просто не думала, что так неожиданно. Хорошо, если духовку и кофейник успела выключить.
– Всем нам есть о чем жалеть, так? – многозначительно заметила Ида.
Через минуту, придя в себя и смирившись с непоправимым, Элнер подняла глаза на сестру:
– Бедняжка Норма: сначала ты, теперь я.
Ида кивнула:
– «День у каждого бывает, когда дождь не затихает»[4], как говорится.
– Верно… Надеюсь, моя смерть ее не сломит. Я ведь уже старая – значит, не такая уж это неожиданность, да?
– Совсем не то что моя смерть, всего в пятьдесят девять. Как гром среди ясного неба. Я ведь была в отличной форме, не сочти за хвастовство.
Элнер снова вздохнула:
– Лишь бы с Сонни все было хорошо. Правда, Мэкки обещал о нем позаботиться, а коты вряд ли скучают по хозяевам, им главное кормежка. – Элнер опустила глаза и продолжала: – Знаешь, Ида, странное дело: я ни капельки не чувствую, что умерла, а ты?
– Тоже. Я совсем не того ожидала. Только что была жива – и умерла, а разницы никакой. Роды и те куда больнее, уж ты мне поверь.
– Да, мне было ничуточки не больно. Честно говоря, я давно себя так хорошо не чувствовала. Правое колено раньше ныло, хотя я Норме ни слова не говорила, чтобы не потащила на операцию, а сейчас ни капельки не болит. – Элнер пошевелила ногой. – Ну и что теперь? Я со всеми увижусь?
– Точно не знаю, меня всего лишь попросили тебя встретить и проводить сюда.
– Спасибо тебе большое, Ида. Когда видишь родное лицо, уже не так страшно, правда?
– Да, – согласилась Ида. – Ни за что не угадаешь, кто меня здесь встретил, когда я умерла.
– Кто?
– Миссис Герберт Чокли.
– Кто это?
– Бывший президент Женского клуба Америки.
– А-а… наверное, тебя это порадовало.
Ида встала, открыла верхний ящик стола и принялась в нем рыться, не переставая говорить:
– Кстати, меня так срочно вызвали – что же с тобой случилось, сердечный приступ?
Элнер подумала.
– Не знаю точно, то ли осы до смерти закусали, то ли упала с дерева и разбилась. Я-то надеялась умереть в своей постели, да, видно, не судьба.
– Сердечный приступ, не иначе, – отозвалась Ида. – И папа умер от инфаркта, и Герта. У меня-то сердце было здоровое, но ведь ты старше меня и умерла скоропостижно… а я – нет. Врач говорил, у меня редкое заболевание крови, им страдали потомки королевских династий Германии.
«Опять она за свое! – подумала Элнер. – Уж который год как в могиле, а спеси не убавилось». Ида умерла не в пятьдесят девять, а в семьдесят лет от лейкемии, но ей всегда хотелось чем-то выделяться из толпы. Всю жизнь. Отец их – простой фермер, но послушать Иду, так он был барон, потомок Габсбургов, с родовым поместьем. А выйдя замуж за Герберта Дженкинса, Ида еще пуще задрала нос. Элнер приходилось то и дело напоминать ей, кто она и откуда, но теперь уже поздно. Раз уж и могила Иду не исправила, то это навечно.
