Монстр, не веря своим глазам, машинально спросил на своем невнятном языке, что, мол, он, Райгетилль, там делает.
– Я залез посмотреть на Нольф! – ответил с веток младший брат. – С земли ничего не видно. А от сюда… Красота! Видно все как на ладони! Я вижу Нольф, Райгебок! Теперь я знаю, каков он!
– Брат! – позвал монстр. – Нельзя! Лучи! Смерть!
– Нет, все в порядке! – крикну сверху Райгетилль. – Я спрятался за ствол, угри меня не чуют!
– Вниз! – с трудом кричал Райгебок. – Опасно! Вниз!
– Хорошо, спускаюсь, – ответил мальчик. – Райгебок, а я тебя видел! Я видел, как ты ловил угрей! Здорово ты их! Я бы ни в жизнь не решился вот так! Слушай, а чего ты плачешь? В тебя попал луч?
– Это! – чудовище указало на обугленное мясо. – Ты! Думал!
– Нет, что ты! Это олененок, разве Скаускай тебе не сказал? Я же велел ему предупредить тебя, что я тут сижу. А он, что, не сказал?
Громкий хохот раздался за спиной Райгебока. Громкий радостный смех Скауская. Его веселью не было предела, он смеялся и вытирал слезы, падал на траву и держался за животик. От хохота ему даже стало дурно, но он все равно смеялся, забавляясь такой, с его точки зрения, удачной шуткой над Райгебоком – Черепашьим Ртом. Скорее бы вернуться в деревню, повеселить товарищей!
В свое родное поселение Аусерт они вернулись, когда их тени стали вдвое длиннее их самих. Еще не доходя главных деревенских ворот они уже оказались в кольце галдящих детей и подростков, жаждущих увидеть райгебокских «сияющих змей». Монстр вез повозку с копошащимися в телячьих мешках-желудках угрями-светометами, а дети, мало того, что сдернули парусину, так еще и норовили ткнуть паками в сияющие мешки, не до конца понимая всю опасность подобных шалостей. Райгебок отгонял детей, но те, не слушались, а только дразнили чудовище, они подтрунивали над ним. Тыкали ему в лицо еловыми ветками, кидали камни и объедки, плевались сушеным горохом из соломок, смеялись и строили гримасы. Монстр двигался к своему двору, поняв тщетность попыток отогнать детей, он отвернулся и постарался мысленно отгородиться от них. Так он делал всегда. Пусть какой-нибудь пацаненок проткнет мешок с угрем-светомет, вот тогда им всем будет не до смеха. Райгебок тряхнул головой, прогоняя мысли. Мама запретили даже помышлять о дурном по отношению к кому-либо.
Рядом шел Райгетилль бледный от неловкости. Ему было стыдно перед старшим братом за то, что у него такие друзья и ему было стыдно перед друзьями за то, что у него такой брат. В-общем он оказывался между двух огней и, все-таки старался оставаться спокойным, гасить эмоции. И ни в коем случае не поддаваться своим дружкам, но и прогнать он их тоже не мог, иначе лишился бы их совсем и стал бы в Аусерте таким же отверженным как его старший брат Райгебок, что для семилетнего ребенка было бы очень скверно.
Что же касается Скауская, то он с нетерпением присоединился к своим малолетним товарищам. Пусть он не тыкал в чудовище еловыми ветками, но зато с жаром в голосе поведывал, как остроумно подшутил над этим безобразным монстром. Дети веселились и безудержно смеялись, никто из их родителей не вмешивался в глумление, были бы они сами детьми, наверняка, хохотали бы еще громче. Райгебок знал это, знал он и то, что родители этих детишек сейчас выглядывают в окна своих домов и только растягивают губы в улыбочках.
– Эй, а ну-ка разбежались все! – закричал отец братьев Райге, когда те подошли к своему родному дому, приведя на хвосте свору детей. – Ступайте отсюда, кому говорю! Вот я сейчас вам влеплю каждому по отдельности! Эй, вон ты, с веснушками, ты, видно, больше всех хочешь крапивой по заднице!
