– Я до Бабченка Коли.
– Скажи, пусть там тебя накормят! – строго приказала бабушка. Мама Бабченка Коли была средней дочерью Евгении Лаврентьевны, а мне приходилась тетей Ганей, так ее называли знакомые дети ее сыновей Бабченка Коли и младшего Шуры. Она работала в колхозе дояркой, и сегодня в воскресный день у нее был выходной.
Я вышел на улицу. Солнце светило прямо в лицо, по радио разносилась песня: «Вставай страна с рассветами на встречу дня…».
И солнце, и песня, и радость бытия прогнали меланхолию одиночества, а с ними вселилась и вера в собственные силы. Вливалась во все мое естество непередаваемая бодрость и энергия. Казалось, что дорога проходит мимо величественных зданий Московской улицей. И это утро, и рассвет, и песня были так близки моему, возникшему вдруг, настроению, что, особенно остро, хотелось поделиться своими ощущениями с друзьями, которых не было. Хотелось поделиться с друзьями, которые поняли бы меня и разделили со мной ощущение радости жизни и гармонии бытия, но жизнь вносила свои не преодолимые коррективы. И мне, не искушенному еще в перипетиях жизненных препятствий, предстояло разобраться в хаосе взаимоотношений между людьми, детьми и взрослыми, женщинами и мужчинами, жизненного бытия…
Дорога пылилась и песок, почти пыль, был еще розовым от солнечных лучей раннего утреннего солнца. Розовой дорогой, в запахах, доносившихся отовсюду богатого вызревшего урожая, я шел этой дорогой в неизвестность.. Я хотел этой неизвестности, и хоть это было в воображении, а наяву почти казалось правдой.
Вот и ворота двоюродных братьев. Было очень рано. Я открыл тяжелую калитку и услышал неистовый лай дворовой собаки, сидевшей на цепи возле своей будки. На собачий лай выбежала тетя Ганя – мать Коли и Шурика Бабчеков, родная сестра моей матери Ольги Андреевны. Она с не срываемым раздражением сообщила мне:
– Парни ще спят. – И выплеснула из таза, прямо с порога, грязную воду после промывки картошки.
Я понял, что ему предлагают уйти. И нахмурившись, ответил:
– Ну, я ухожу. – И закрыл за собой калитку. Ком обиды подступил к горлу, и я решил пройти чуть дальше, недалеко почти рядом с домом Бабченка, только через дорогу, жила двоюродная сестра Шлейченко Ольга или как родственники и дети называют ее Леська, она же дочь тети Мани.
– «Пойду до Леськи».
Я вошел в калитку. На пороге меня встретила тетя Мария, или по домашнему, Маня, старшая сестра моей матери, Ольги Андреевны.
– Это ты Валик? А что мама, чем занимается?
– Мама в Киеве. – Ответил я
– А что повезла, неужто яблоки?
– Да, яблоки.
– А бабушка, что делает?
– Варит еду в печи.
– А что она не собирается до своего брата, деда Григория съездить?
– Не, не знаю. Не собирается.
– А что, разве ты не знаешь? Что она тебе не говорила, что собирается у Переяслав-Хмельницький съездить?
– Нет, не говорила.
На пороге хаты, крытой соломой, внезапно появился красивый мужчина в белой майке и светло-синих спортивных шароварах.
– Здравствуй, Вася. – Поздоровался.
Мужчина кивнул пшеничными кудрями, приветствуя меня.
– Я сейчас тебя сфотографирую, хочешь? – приветливо ответил он и скрылся в сенях.
– Заходи, я вареники з маком сварила, покушаешь. – Заботливо сказала тетя Маня. Не успел я ответить, как на столе возле порога появилась глиняная миска вареников.
– Вон там умывальник, пойди помой руки. – Приказала тетя Маня. Я щедро намылил свои ладони душистым мылом, сполоснул под струей из умывальника и вытер насухо. Затем уселся за стол на лавочку. Взял рукой один из миски и стал есть. Вареники были в меду и очень вкусные. В руке появился следующий вареник. Но Вася был уже с фотоаппаратом и я с зажатым в правой кисти вареником стал под бревенчатую стенку хаты фотографироваться. Сфотографировав меня, Вася попросил, чтобы я снял и его. Что я с удовольствием выполнил.
