Разбитая наковальня - страница 21

– Где ж это видано?.. Знавал древний люд, как к равенству свершиться…

– Главное – баланс, отец, – улыбнулась Зань. – Чувств, энергии, жизни. Всего и ничего. – Она повернула голову к массивной двери: – Моя очередь. Не было ли от сестёр вестей?

– Ленна средь Бессмертных осела, вся в науках, а от Игны совсем ни письма, ни слова, как пересекла Врата Железные… – ответил отец с тихой нотой тревоги.

– Не печалься. Они обязательно вернутся. Я чувствую это.

Где-то далеко-далеко, стоя у самого обрыва, последний воин исчезнувшего царства встречал рассвет. «Есть ли у вас воля, великие светила?» – спросил в мыслях солдат Сиим у пробуждающихся солнц.

Алый воин, расправившись с последним наёмником, втянул ноздрями лесной воздух, чтоб меж запахов хвои и влажного мха почуять пущенную королевскую кровь. Он помнил этот запах веками: с тех самых пор, как владыка заключил договор с вождём человеческого племени, что желал подчинить себе Эпилог. Голову свою человеческую воин обратно к плечам приставил, спрятав в заколдованное нутро обезображенное лицо зверя, и медленно поплёлся к недобитой цели. Юноша, со всех сил сжимая глубокую рану, затаил дыхание. Гибель его неминуема.

– Смерть пахнет железом и солью, бастард, – гремел алый воин двумя голосами. – А чем пахнет земля под тобой? – только человечий язык остался в его глотке. – Тем, что забирает: слезами, гневом, обидами. Когда заберёт она и меня?

До явления трёх из алой свиты оставалось четырнадцать лет.

Застеленное густыми туманами, обдуваемое четырьмя ветрами, непоколебимо стояло жилище детей Самой Седой Смерти. Недалёк до него путь, да сложен: Северный Некрополь построен был поодаль от домов людских, и троп вело к нему множество, да петляли они сквозь дикую чащу, чтоб всякий Смертный скорее ногу сломал, чем дошёл до обители вечного народа, встречающей бледные солнечные лучи острой вершиной.

Простой люд в большинстве своём недолюбливал жителей пирамиды кости и розы, описывая их словами громкими, оттого и пустыми. Много о Бессмертных складывали небылиц да откровенных выдумок: и что скотине забавы ради кровь пускают, и что знахарей изводят шёпотом колдунским, и что на кладбищах посредь ночи костями своими гремят. Хотя встречались Ленне в дороге и те, кто был лично знаком с некоторыми жителями Некрополя.

Один мужик картину хранил, рукой костяной написанную. Всем при случае хвалился, гостям показывал осторожно, сдувая пылинки с холста, вот хвастун Ленне и попался. Другу мужика этого исполнили песнь голосами разными чрез глотку несуществующую – по крайней мере, так он мастерице рассказал. А вот третий – коего давненько оба мужика не встречали – вовсе недалеко от Бессмертных поселился, аки демон лесной, чтоб почаще с образованным народом о высоком толковать.

Так вот последний в этой веренице расспросов, обросший бородой да мхом поверх бороды, и вывел мастерицу к Северному Некрополю: негласной столице искусств, в коей каждый обитатель обладал талантами не просто выразительными, а легендарными. Отчего и обращаться надо к Бессмертным не иначе, как «мастер».

Ленна, набродившись по чужим указаниям да наперёд загадывая, встала у высоких врат, в город Бессмертных ведущих. В массивных дверях, что даже на взгляд стояли недвижимо, тихо гудели высеченные слова забытой речи. Одинокий дверной молот формы женской руки изящной точно давно не знавал касаний. Ленна подняла голову: камень, железо и кость в плотном сплетении сходили в высокую пирамиду, острой вершиной едва касающуюся полуденных солнц. А возле вершины лениво плыл чернее чёрного ворон, в присутствии Ленны не издавший ни звука. Вид завораживающий да жуткий постороннему взору: не для смертных людей возведено строение, не мозолистыми руками заложен фундамент, в глубь земли уходящий.