Разбитые в дребезги никогда не смеются - страница 2

Пускай, я был пьян, но не на столько, чтобы не справиться с небольшим, крохотным, но острым лезвием бритвы… Руки потянулись к краю черной толстовки, ткань приподнялась, и в отражении зеркала показался большой медицинский пластырь, наклеенный на том месте, где худая кожа вплотную прилегает к тазовой кости. Он впитал в себя утреннее кровопускание в порыве того же гнева, одолевавшего меня сейчас. Холодный металл коснулся кожи и тут же разрезал его пополам. Капельки крови превратились в небольшой поток, освобождающий от боли. Боль никогда не уходила, она была всегда. Слово вечный спутник на пути, гиперопекающий своей “заботой”. Несколько раз на дню мне приходилось прибегать к такому выходу, чтобы хоть как-то облегчить свое состояние или притупить восприятие. И это помогало. Только ненадолго…

Кровь устремилась вниз и врезалась в стягивающую резинку нижнего белья. Пришлось Вытереть ее рукой, пока она не впиталась в мои трусы слишком быстро. Достав новый пластырь, я отодрал защитную пленку и наклеил его на место свежих порезов.

– Эш! Я закрываю бар! – Дверь в туалет резко открылась. Я рывком опустил край толстовки, включил воду и судорожно начал смывать следы «преступления». – Что случилось? С тобой все в порядке? – Спросил он в недоумении, глядя на утекающую в водосток кровь.

– Закрой дверь, Том! Я сейчас выйду! – Руки начали трястись, ноги – подкашиваться еще сильнее, чем раньше. Разум протрезвел за несколько секунд из-за страха. Всегда бы так – никакого похмелья.

Томми ушел, но оставил дверь приоткрытой. Его шаги и звон ключей раздавались эхом по всему бару, нагоняя больший страх на резко протрезвевший ум. Оставалось лишь надеяться, что он не начнет задавать лишних вопросов, чтобы услышать оправдание увиденному. Это сейчас было бы совсем некстати. Никто не должен знать о том, что творится внутри. До этого момента всегда удавалось скрывать проблемы под идеально отточенной маской, которую чаще всего небрежно срывал алкоголь. Он обрывал все возможные варианты отступления от ситуаций, касающихся моего состояния. К огромному несчастью, нажирался я на протяжении семи лет часто, из-за чего был не в силах играть очередную роль. Может, с алкоголем и стоит завязать, хотя бы полгода назад, но это уже вошло в привычку – каждый вечер уровень промилле повышался, порезов становилось еще больше, как и разрушающих изнутри мыслей в голове.

Я плеснул холодной водой прямо в лицо, и, не воспользовавшись бумажным полотенцем, вышел из туалета, оставив капельки освежающей воды на коже. Сердце отчаянно пыталось вырваться из грудной клетки, но сознание не переставало перебирать самые непонятные и странные отговорки, которые могли бы успокоить Томми, а самое главное – меня. Сложно поверить, но в последний раз я так переживал, когда охранник в небольшом магазине подозревал меня в краже, хотя я и не собирался ничего воровать. Просто не мог определиться, что же лучше взять: печенье с маком или с ванилью. В итоге тот мужчина чуть ли не в спину мне дышал, и пришлось выйти из магазина, так ничего и не купив.

Все тело Томми выглядело напряженным: широкие плечи опустились вниз; шея вжалась и укоротилась вдвое; руки лежали скрещенными на груди, и я прекрасно видел невероятно огромные плечелучевые мышцы, которые стали еще больше. Челюсть была напряжена на столько, что на висках выскочила вена. Его взгляд устремился в пол, и я не мог понять какие чувства он испытывал: напряжение из-за того, что мое пьяное тело отсрочивает закрытие смены или обеспокоенность моим состоянием и отсутствие каких-либо идей, как решить эту проблему. Его вид наводил еще больший страх. Нога вдруг начала отбивать странный ритм, а руки опустились и начали теребить толстую связку ключей от бара.