Больше Гаврила ничего не слышал. Он пригнулся и, стараясь не шуметь, пополз прочь.
– Серьга золото увез. Золото увез, – шептал он себе под нос, усердно работая локтями.
Конюхов намеренно медлил с ответом, прекрасно понимая, что быстро соглашаться нельзя. Не в той он должности, чтобы с подследственным договариваться. И тут не базар, чтобы торговаться. Еще возомнит о себе невесть чего и наболтает по пьянке всякого. Тогда уж мечтать о повышении не придется. И самому можно на его месте оказаться. Хотя все складывалось как нельзя лучше. Он же и так решил не увозить Гаврилу в район. А тут такой подарок от него. Но сделать нужно все очень аккуратно, чтобы у начальства не возникло никаких сомнений.
Глядя в окно на играющую в снегу малышню, Григорий пытался припомнить, что именно говорила Варвара о ноже. И не когда при свидетелях дознание проводил, а потом много лет спустя. Общались они несколько раз, но о ноже женщина упомянула лишь однажды – после того как арестовали Лизку. «Серьга с собой кроме золота ничего не взял. Мешочек с едой и нож. Он им пошто-то25 дорожил не меньше, чем золотом. К золоту в санях и пристроил, – наконец, вспомнил он ее слова». Зачем она это сказала, Григорий тогда не понял. Но сейчас нож лежит на его столе. И уж очень хочется узнать, где Оманов его нашел. Не исключено, что и золото где-то недалеко.
– Видать Серьга из саней выпал, а лошадь с барахлом убежала. По дороге оно и выпало вместе с ножиком, – прервал молчание Гаврила. – Сколько уж годков с того прошло? Пять? Десять?
– А кроме ножа ничего больше не находил? – неожиданно спросил Конюхов и резко развернулся к Оманову.
Тот сделал удивленное лицо, захлопал глазами, словно не понимая, что от него хотят.
– Снег же кругом, – спустя какое-то время спокойно ответил Гаврила. – Кроме дерёв26 чего в лесу увидишь?
Григорий вернулся к столу и присел на его край.
– Ты вот что… Пока ступай. К вечеру зайди. У меня сейчас другие дела. И Федоську найди. Скажи, чтобы шла на допрос.
Он посмотрел на часы и добавил:
– Часика через два.
«Пусть ищет, чего нет. Дорога длинная, – подумал Гаврила и пошел к выходу».
Пластинина явилась в полдень. Заглянув в комнату, громко постучала по косяку и, не дожидаясь приглашения, вошла внутрь. Остановившись у порога, стянула с головы платок и расстегнула верхнюю пуговицу на полушубке. Из открывшегося выреза показалась пестрая кофта. Женщина привычным движением дотронулась до выглянувших из открытого выреза рюшек и, убедившись, что с одеждой все в порядке, негромко кашлянула.
– Проходи, Федосья Петровна, – не поднимая головы, проговорил Григорий.
– Отэкой27 ты провидец, товарищ милиционер. По запаху коли чуешь, кто пришел? – усмехнувшись, Федосья прошла к столу. – Ух, вся залехтелась28 пока дошла. Звал, Григорий Пантелеевич? – не услышав ничего в ответ, добавила она.
Конюхов, наконец, поднял глаза и кивнул на лавку.
– С утра на ногах. Жизнь пошла: все вприпрыжку, да бегом, – она плюхнулась на лавку и вытянула перед собой ноги.
Конюхов неодобрительно взглянул на подшитые толстыми подошвами разношенные валенки и покачал головой.
– Наряжаться нековды. Как угорелая с горшками этими, – женщина смутилась и поджала ноги. – Еще председатель деготь гнать велит, а как я все успею? – в ее голосе послышались обиженные нотки.
Григорий откинулся к спинке стула, поправил на гимнастерке ремень и, скрестив на груди руки, уставился на Пластинину.
