Разбойничья Слуда. Книга 4. Рассвет - страница 6

Когда совсем рассвело, Зорька, наконец, остановилась. Покосившись на телегу, громко фыркнула и потрясла рыжей гривой.

– Что, уже Сефтра? – оглядевшись по сторонам, произнес проснувшийся от внезапно наступившей тишины, Григорий.

Если бы кобыла могла говорить, то, наверняка согласилась бы с ним. Но она лишь глубоко вздохнула и выпустила из ноздрей огромные клубы пара.

– Много не пей, – заботливо проговорил Конюхов, рассматривая в охваченную заберегами реку.

Словно поняв слова возницы, Зорька склонилась перед лесной речкой. Она жадно пила, бредя по воде, пока не достигла другого берега. Сефтра здесь была мелкой и узкой, позволяя путникам свободно пересекать ее вброд. К тому в том месте шустрый речной перекат не замерзал почти всю зиму.

– Ну, чего встала! – крикнул Григорий. – Мне ноги тоже мочить?

Кобыла оторвала губы от воды, выпрямилась и вытащила телегу на берег. Лишь только задние колеса достигли суши, она остановилась. «До чего умна, зараза, – подумал Конюхов и спрыгнул на землю». Он сгреб с телеги охапку сена и бросил перед Зорькой. Через полверсты будет отворотка в Бакино и оттуда до Ачема останется двенадцать верст.

Конюхов с трудом нащупал за пазухой часы, в который раз сожалея, что до сих пор не обзавелся наручными. Долго высвобождал их из глубоко кармана. Наконец, достал, откинул крышку и поднес циферблат поближе к глазам. В последнее время зрение заметно ослабло. Анисья все чаще стала просить его обратиться к доктору, но Григорий связывал это с накопившейся усталостью и слушать жену не желал. Стрелки раскинулись на циферблате, показывая начало одиннадцатого. До деревни оставалось часа три езды.

Он достал из мешка краху хлеба и подошел к Зорьке. Отломив небольшой кусок, сунул его себе в рот, а оставшийся ломоть протянул лошади. Та оторвалась от сена, подняла голову и осторожно губами смахнула хлеб с его ладони. Конюхов похлопал кобылу по морде и пошел по дороге. Зорька, чуть замешкавшись, тронулась следом. Григорий немного прошелся по припорошенной снегом дороге и запрыгнул в телегу. Спустя два часа повозка добралась до местечка с необычным названьем «Коромысло».

Здесь, километрах в пяти от Ачема, дорога с обеих сторон упиралась в небольшое болото, раздваивалась и соединялась между собой сразу за ним. Место в округе было известное, потому как в соседнюю деревню Бакино ездили часто и только тут. Да и в районный центр попасть можно было только по ней. С высоты местечко напоминало охотничий лук. Напрямую через болото, словно по тетиве, ездили зимой, когда земля замерзала. Опушкой же леса, где был проложен объезд и прозванный в народе «коромыслом», пользовались в летнее время. Было когда-то желание у ачемян сделать дорогу через болотину круглогодичной, но пришедшая на смену прежнему режиму Советская Власть изменила их планы. И с тех пор недостроенная, частично заросшая гать, лишь обозначала направление короткого пути. Теперь, видневшаяся из-подо мха, узкая полоска бревен больше напоминала брошенную рядом с тетивой стрелу, чем некогда обустроенный участок дороги.

Намереваясь отвернуть от болота, Зорька вдруг остановилась, напряглась и беспокойно повела ушами. Выпучив глаза, кобыла задрала верхнюю губу, обнажая крупные желтые зубы, и громко заржала. Конюхов насторожился и потянулся к лежащей рядом кобуре с дежурным наганом. Совсем рядом раздался глухой собачий лай и на дорогу выскочил огромный рыжий пес. Лошадь, завидев его, успокоилась, словно обрадовалась такой встрече. Все-таки встретить лесного зверя менее приятное событие, чем пусть и злую, но деревенскую собаку. Она негромко фыркнула, потрясла гривой и не спеша двинулась навстречу псу.